.

Пальцы стали деревянными, а рисовать Неву перехотелось. Мимо проплывали нервные маленькие катера и неуклюжие плоские корабли побольше. С палубы одного из них пассажиры стали махать художникам и показывать большие пальцы. Одногруппники замахали и зашумели в ответ – теплая погода явно способствовала приветливости в воздухе. Но её это всё не касалось, возникло ощущение, что попала в другую вселенную, без эмоций и красок. Затошнило, как при качке.

      – Эль, ты чего? Вся фиолетовая стала, – Гриша потрогал ее за колено.

      – Вызови мне такси, пожалуйста. Нехорошо мне.

      – Что с тобой?

      – Просто вызови.

      Ничего не объясняя, через пять минут она встала и не уверенной походкой пошла по направлению к дороге. Когда к группе подошел Степан Петрович, Гриша сказал, что Эля заболела.

      Как добралась домой, Эля помнила смутно. Стянув ботинки и плащ, прямо в джинсах легла под два одеяла, успев отметить на часах – четырнадцать ноль-ноль.

      Снился шторм. В голову били порывы ветра, волны безжалостно подбрасывали и бросали, подбрасывали и бросали. Сквозь грязный туман проступило пятно. Оно все приближалось. Всё ближе, ближе. Нестерпимо громко кричала чайка, так отчаянно и тревожно. Пятно было уже совсем близко, превратившись в полуразрушенный корабль. На мачтах трепыхали и хлестали грязные тряпки. За штурвалом кто-то стоял. Белая рубашка рулевого ослепляла посреди серо-черного марева. Чайка кричала всё громче. Ближе. Ближе. Из тумана выплыло ухмыляющееся лицо Степана Петровича в черно-белой бандане.

      – Вам нравится такое искусство? Нравится?

      Крик чайки проник в голову до острой боли. Эля открыла глаза. Телефон нещадно надрывался. На экране высветилось: «Звездочёт».

      – Алё.

      – Элька, живая. Ну даёшь, блин. Где ты?

      – Только что была в какой-то жопе. Сейчас вроде дома.

      – Я тебе звоню уже часа четыре. Если б сейчас не взяла, приехал бы сам.

      – Не надо Гриш, я в порядке. Вернее, не в порядке, но тут, и вот. Ложись спать. Завтра поговорим. Там спрашивали что ушла-то?

      – Я всё уладил. Приходи в себя и все тебя ждут обратно, в искусство.

      – Ой, не надо сейчас так высокопарно. Давай, Гриш, спасибо тебе. Спишемся.

      В квартире было по-гадкому темно и душно. Эля включила высокую напольную лампу под белым абажуром и распахнула балконную дверь. Занавеска вздыбилась к потолку, мелкие капли полетели в лицо.

      «Погодка как обычно. Встречаем лето», – Эля поняла, что проснулась с абсолютно мокрой головой. Джинсы вмуровались в ноги.

      «В душ и воды. А там посмотрим. Чаёк или что покрепче».

      Ощущения в теле и на душе были гадкие, как-будто наелась колючих живых рыбок из аквариума.

      Ванна с высокой пеной вызывала двоякие чувства – с одной стороны успокаивала и расслабляла, а с другой стороны дико бесила, потому что горячая вода могла согреть тело, но в отношении мыслей и нервов была бессильна.

      Машин на улице становилось все меньше, город почти затих. Эля, в необъятном, но очень уютном фиолетовом