а вы как бы работать предлагаете, – адмирал делает паузу, но видно, что мне пока надо продолжать слушать, – Он вообще-то добрый. Он был готов вас принять как спасённого, но вам же надо не этого.
Ещё одна пауза.
– Но я кое-что придумал. Есть тут один важный генерал. Барон Мейендорф Александр Егорович. Командует конвоем Его Величества. Там у него всякие есть, есть и казаки. У них песенники неплохие. Я с ним поговорил, а ты бы не мог им какую-нибудь казачью песню подсказать? Если понравится, они исполнят перед Его Величеством, а там… Или Государь сам спросит, или Мейендорф о тебе упомянет.
– Я-то не песенник. Но одну-две песни на казачью тему знаю.
Адмирал лично ведёт меня к «важному генералу»:
– Извини, Сергей Михайлович, но ты… Видимо, купцы в ваше время… Вести себя ты совершенно не умеешь.
Мейендорф производит двойственное впечатление. Каюта у него меньше, чем у Нилова, раза в два. И выглядит он – я бы его не за немецкого барона принял, а за русского казака из зажиточных. Летом он сидит в папахе. Ещё и борода – у него голова не перегревается? Лицо довольно простое. Но, с другой стороны, мундир с неимоверным количеством каких-то шнурков и висюлек, важная манера себя держать. Нилов строго взглянул на меня – мол, не ляпни лишнего. Я невозмутимо молчу. Нилов доверительно приобнимает барона за талию, что-то негромко говорит. Барон с русским именем Александр Егорович важно кивает. Затем пожилые сановники достают бутылку, и наливают в рюмки. Кажется, это хороший французский коньяк. Меня они воспринимают как предмет мебели. Вряд ли кому-то придёт в голову предложить шкафу коньяк.
А вот заходят ещё двое в папахах, это явно казаки. Да, зря я думал, что Мейендорф похож на простого казака. Видимо, моё представление о казаках из кино не соответствует действительности. У этих бородатых господ отсутствие образования буквально на лбах написано. Мейендорф важно кивает.
– Господин Попов, будьте добры, для этих господ что-нибудь казачье, – адмирал строит мне гримасы – мол, спрячь куда подальше свой демократичный стиль поведения. Вроде, я и раньше вёл себя с уважением к адмиралу, но теперь понимаю, что он терпел мою грубость за счёт своего ангельского характера. Бородатые в папахах внимательно на меня смотрят, и я в медленном темпе начинаю:
– Задремал под ольхой есаул молоденький…
Второй и третий припевы казаки поют вместе со мной, причём один из них посвистывает и как-то прищёлкивает. Разумеется, со слухом и голосом у них порядок.
– Теперь сначала, – распоряжается барон.
Казаки, даже не глядя на меня, начинают петь. И получается у них просто классно! Удивительно, люди по виду простые и грубые, но вкус и чувство меры у них на месте. Свист и щелчки звучат приглушённо, как бы опасаясь разбудить есаула. Тон песни доверительный, а при упоминании станицы явно чувствуется ностальгия. Барон внимательно слушает, а потом подходит ко мне и начинает разглядывать. Как шкаф.
– Но ведь это не казачья песня. Я такой не знаю. Уж не вы ли сочинили?
– Нет. Один человек из Питера, – не уверен, что стоит называть его национальность. Кто их