водички.
Только сейчас Галыга уразумел, кто перед ним. Он прижал к груди скрюченные пальцы, потряс ими, выбив из рук Ожникова кружку с водой, закричал с тоской в голосе:
– Отстань, Григорыч! Последний раз тебе говорю, не мучь, отстань! Сволочь я! Отстань, прошу по-хорошему! – Пальцы, прижатые к груди, крупно тряслись.
– Успокойся, Степан. Зачем истерика?
– Покоя нет, Григорыч! Знаю я… и про командира.
– Замолчи! – Длинный нос Ожникова мгновенно покрылся багровыми пятнами. – Сейчас же домой и спать! Марш! А завтра поговорим… Ну!
Галыга хлюпнул носом, медленно присел на корточки, взял скулившего щенка, прижал к себе. Поднялся с трудом, неверным движением открыл дверь и побрел через аэродром к городку, уткнувшись лицом в мягкую шерсть кутенка.
Отвязав от дверной скобы поводок росомахи, Ожников пошел за ним.
Росомаха ковыляла ровно, не металась в стороны, не дергалась. Галыга покорно брел впереди, и мысли Ожникова потекли спокойнее. «Сдвиг на почве алкоголя. Белая горячка. Лезут к нему черти изо всех углов».
Повелительно взмахнув рукой, Ожников остановил «газик», мчавшийся к стоянке вертолетов.
– Ты куда, Павел? – спросил он шофера.
– Где отец?
– Они с замполитом пошли лесом. Подвези до дома больного.
– Я таких больных каждый день возле чайной вижу!
– У него что-то тут не в порядке, – приставил палец ко лбу Ожников. – Эй, Степан, садись в машину.
Дома Ожников раздел Галыгу, умыл под краном, уложил в постель. Галыга, крестом сложив руки на голой груди, смотрел осмысленно. Мутные глаза прояснялись.
– Ты сегодня ел что-нибудь, Степа?.. Э, брат, да у тебя в доме ни крошки. Позвоню жене…
– Не надо!
– Надо, Степан, надо! Пить бросать надо, семью возвращать в дом надо, жизнь налаживать надо. Не тут, конечно. Тут ты себя опозорил начисто. Я устрою тебе перевод. В хорошее место устрою. Хорошая работа будет. Хорошо заживете… Попробуй заснуть. Я харчи пришлю. Завтра не выходи на службу, отлежись. Не беспокойся, все будет в порядке. – Ожников говорил тихо, монотонно, усыпляюще. – А про командира ты зря мне намекнул. Не посадишь же ты в лужу заслуженного, достойного человека. Не простят тебе за него люди. Не простят, Степа! Найдут даже там, куда я тебя спрячу. Засни, Степан. Кутька твоего я подкормлю. Спи! И забудь про все. Нет между нами счетов, Степан! Нет! Живи и радуйся!
V
На следующее утро в номер к Донскову зашел Комаров. Принес банку растворимого кофе.
– Берите. Для гостиничных постояльцев удобный продукт, в магазине не найдете. Вчерашнюю тренировку сорвал Галыга, сегодня не могу, жду гостей из управления. Не обидитесь, если с вами полетает командир звена Батурин?
– Конечно, нет.
– Постарайтесь хорошо слетать.
– Я понимаю, Михаил Михайлович. Зачем важные гости приезжают?
– Батурин – внештатный пилот-инструктор управления и все, как надо, запишет в летную