лечиться и в заводской больнице, она тоже располагалась в лесу и считалась, что надо, к тому же из ее окон виднелось сельское кладбище. «Кладбище рядом – это удобно», – серьезно утверждал дедушка. Но большинство фронтовиков клали в клинику при медицинском институте. В самом центре города.
Вместе с бабушкой внук часто навещал деда. Входя в здание, больше всего он поражался больничным коридорам. Высокие и длинные улицы, какими коридоры виделись с нижины́ его роста, были заставлены стеклянными шкафами, упиравшимися в потолок. «Как в лаборантской», – приятно удивлялся Женька. Однако, проходя мимо, пропускал вперед бабушку. Потому что в шкафах тускло мерцали банки из толстого коричневого стекла, а в них плавали длинные как ремни змеи, лягушки с растопыренными лапками и целые человеческие головы, только совсем маленькие. Повсюду сновал медицинский персонал в белых одеждах, больные в застиранных халатах, посетители с авоськами, набитыми едой. Однако Женьке казалось, что все, что находилось в банках, таращилось именно на него. Поэтому он никогда – даже во сне – не хотел стать доктором.
Однажды дедушка вынес внуку подарок. В мастерских больницы, приспособленных под трудотерапию, он вырезал деревянный пистолет и красивые, с завитком на носу снегурки – тоже деревянные, они крепились веревками к валенкам. Коньки тогда были не у каждого и являли для Женьки большую радость. Но пистолет – другое дело, он был как настоящий! Сержант, бравший Берлин, знал толк в оружии.
4
Длинный барак, сколоченный из посеревших от дождей досок, делил Женькин двор ровно посередине. Словно мягкий батон, он был нарезан на закутки. В них соседи хранили дрова, ненужный скарб, содержали мелкую живность – кур, гусей и кроликов. «Травы на них не напасешься», – жаловался Женька бабушке. Каждое утро Иван Захарович посылал внука в парк, что начинался за забором – березы и сосны загадочно шумели в нем днем и ночью. Там, на залитых ярким солнцем полянках, Женька рвал молодую траву, складывал в мешок и приносил кроликам.
В своем отсеке дедушка соорудил дачу. Смастерил столик, табуретки, топчан и душными ночами уходил туда спать. Бабушка не возражала, чтобы и маленький Женька спал там же. Дедушка и внук любили это занятие. Оно сближало их. И хотя света, что отбрасывал огарок, едва хватало – воздух подталкивал фитилек, а тот колыхался, боясь погаснуть, – он создавал ощущение уюта. Нисколько не хуже, чем в доме.
– Зачем ты повесил на дверь бабушкину тюль? – спросил Женька
– От комаров, – ответил дедушка.
– Давай закроем дверь. Я боюсь.
– У тебя же пистолет!
– Так он деревянный.
– Это неважно.
Иван Захарович накрыл Женькину голову ладонью. Она была большой и шершавой.
– С любым оружием не страшно.
Во все глаза Женька смотрел на деда, а в его детском воображении – как в калейдоскопе, подаренном на день рождения, – закрутились картинки с пистолетами,