изо всех сил старалась проявлять сочувствие и быть справедливой в своих суждениях, не могла потушить огонек негодования внутри себя. В итоге родственник превратился и в ее сознании в злодея. Она винила его в их несчастьях, в том, что он вложил в голову отца идею уехать из Вунгтхэма, тем самым разрушив их семью.
Через несколько дней после того, как родители, братья и сестры были преданы земле и мысли о дяде начали насквозь пронизывать сознание Ань, к ней осторожно обратилась Изабель:
– Вас вызвали на первичное собеседование в Службу по переселению. – При этих словах она заметила волнение на лице Ань. – Не переживай. Вам всего лишь зададут несколько простых вопросов, это необходимо для заявления на переселение. – Она жестом пригласила Ань следовать за ней, и они вместе направились в кабинет Службы переселения. Ань старалась идти уверенным шагом, олицетворяя собой главу семьи, которой она теперь была, как когда-то – ее отец.
– Мы очень сожалеем о вашей утрате, Ань. Выражаем вам и вашим братьям глубочайшие соболезнования, – сказал служащий ООН, мистер Барнетт, жестом приглашая Ань присесть. – Мы хотим, чтобы у вас все сложилось наилучшим образом.
Ань молчала с опущенной головой, опасаясь рыданий, которые могли вырваться наружу, стоит ей открыть рот.
– Вы старшая в семье и выступаете опекуншей ваших братьев, поэтому, если вы не против, я задам вам несколько вопросов, – продолжил мистер Барнетт. – Вы сообщили Изабель, что собирались уехать в Америку, верно? Вы немного говорите по-английски, ведь так? Ваш отец был учителем во время войны?
Ань машинально кивнула, осмысляя слова сотрудника: старшая в семье, старшая из выживших.
– Отлично. Это плюс, если вы говорите по-английски. Есть ли у вас родственники за границей? Это может помочь вашему заявлению. Если американские власти узнают, что у вас там есть семья, они, возможно, легче примут вас. У вас будет спонсорство.
Ань не знала, что такое спонсорство. Не знала, чего хочет, кроме как чтобы ее семья была рядом с ней и чтобы на эти вопросы отвечал ее отец, а не она. Семья за границей. Она вспомнила слова отца: как только они приедут в Нью-Хейвен, ее тут же устроят в тетин маникюрный салон. Тогда эта идея шокировала Ань. Ей вовсе не хотелось становиться частью чужой жизни, наблюдать, как ее двоюродные братья возвращаются домой из школы, как мать встречает их с объятиями, как отец учит их кататься на велосипеде, – наблюдать и вспоминать о боли, которую дядя причинил им всем. Она ненавидела их семейную идиллию, которую вообразила себе и которую, как ей казалось, дядя отнял у нее. Она считала, что обойдется без них. Что Америка пустит их вне зависимости от того, укажут ли они в заявлении своего дядю или нет, а приехав, они смогут устроить свою жизнь самостоятельно. И после короткой паузы, во время которой мистер Барнетт не спускал с нее своего внимательного взгляда, держа ручку над бланком наготове, она ответила:
– У нас никого нет.
Офицер поставил галочку в документе без