наблюдавшую за ними. Ее взгляд был доброжелательным, и Ань представила, какими она, должно быть, увидела их – съежившихся и дрожащих, в порванной одежде, с красными от морской воды глазами. Она приподнялась, чтобы выпрямить спину и сесть на песок в достойной позе, но, когда она снова посмотрела в сторону того дома, женщины там уже не было.
Ань погрузилась в дремоту, пока ее не разбудило легкое похлопывание по плечу. Пожилая женщина стояла над ней с миской рамбутанов, протягивая ее с выражением на лице все того же сочувствия. Она произнесла что-то непонятное для Ань, и до нее дошло, что она и ее братья выжили, что теперь они на чужой земле и как никогда далеки от дома. Пока мужчины и пассажиры чинили лодку, первые намеки на тоску по дому пробрались в нее, словно ядовитые змеи. Братья сидели на песке и ели фрукты, сок стекал у них по подбородкам. Ань осторожно достала из рюкзака семейную фотографию. Вода просочилась сквозь бумагу, и половина чернил смылась, а вместе с ними – ее лицо и лица ее братьев: вместо них по всему изображению шли желто-белые полоски. Родителей, Май и Вэн с трудом можно было рассмотреть под черными пятнами, усыпавшими то, что осталось. Ань в оцепенении смотрела на их обезображенные черты, как будто лица могли снова появиться, а затем положила промокший снимок в рюкзак, стараясь не загнуть ни одного края.
К тому времени, когда они закончили есть, ремонт был завершен, и капитан поторапливал всех вернуться на судно, пока погода не испортилась. Пассажиры, расположившиеся вокруг Ань, поднимались с песка, и в них снова затеплилась надежда, что худшее осталось позади. Она наблюдала, как отцы несли спящих детей на руках, как мать напевала колыбельную, кормя младенца остатками своего молока. Вместе с братьями Ань поднималась в лодку, тщетно отыскивая взглядом незнакомку, которая проявила к ним доброту. Но пришлось с сожалением осознать: та ушла, не попрощавшись.
Через два дня они достигли берегов Гонконга, их гниющая и треснувшая лодка грациозно обрушилась на южное побережье острова Лантау. К ним приближалось полицейское судно, с борта которого что-то кричали офицеры.
– Откуда вы? – офицеры обратились к капитану по-английски, который Ань немного понимала, потому что ее отец преподавал этот язык в Вунгтхэме. Обменявшись несколькими фразами, полицейские досмотрели пассажиров, не выпуская из рук аптечку первой помощи. Один из них размотал повязку Миня и, не проявив ни безразличия, ни доброжелательности, наложил мазь на порез, отчего мальчик скривился от боли. Полицейский заклеил рану пластырем и дал детям немного сухого печенья и пакет молока – все это было тут же съедено и выпито.
Их посадили в автобус и отвезли на крупную верфь: высокие балки поддерживали порванную серую брезентовую крышу, сквозь дыры в которой виднелось небо. Внутри Ань тут же окутала вонь пота, грязи и скопления множества людей в одном месте. Ее снова пробрала дрожь, сырость и холод пронизывали до костей. На самодельных матрасах, брошенных на пол, вповалку сидели и лежали мужчины и женщины всех возрастов. Одни спали, другие играли в карты, но при виде вновь