не очень понравилась соль – бестолковый порошок. В силу неопытности, одноглазому была присуща хаотичность мышления и впадения в крайности на ровном месте. Уже через час он был благодарен хозяину за заботу, потому что рана быстро затянулась, перестала щипать и вообще пёс забыл о её существовании. Поэтому пришлось перестать гневаться на свою жалкую судьбу, собраться и делом заняться.
Солнце зашло за деревья и хозяин принялся за своё обыкновенное вечернее картинописание. И спрашивается – зачем? Хотя зачем спрашивать, если Пифус ни разу не видел этих картин. В свою творческую мастерскую хозяин пса не пускал. Но сегодня явно что-то случилось и дверь была оставлена открытой. Произошло это вот как. Пифус лежал в коридоре как вдруг бывший король выбегает из картинодельни со слезами и криками: «Уже двадцать лет…двадцать!», – пробегает мимо Пифуса, открывает входную дверь и в лес.
«Хорошо, что я не из пугливых», – подбодрил себя черныш и направился на кухню. Прыгнул на стол, схватил с верхней полки соль. Побежал в чулан, в небольшой рюкзак положил старые, но прочные мешки и верёвку.
«Я хоть и одноглазый, но не безмозглый же», – гордо сказал себе Пифус и пулей выбежал из дома. Но зря старался, желание посмотреть, что там в мастерской было настолько сильным, что пёс несколько раз отгонял эту мысль. Непонятно куда он её отгонял, но с каждым разом она возвращалась с удвоенной силой.
«Так стоп! Я что – маленький? Нет. Я что – безответственный? Конечно нет! Я что – любопытный? Да! Как да? Да – и не надо вертеть тут хвостом! И хватит тут болтать! Давай быстрее, черныш!», – Пифус удивился самокритичности и вихрем вернулся в дом. Очень осторожно он вошёл в мастерскую. Чего он там не видел?
А вот сейчас надо было видеть его морду. Таких огромных глаз у него давно не было – с тех пор, как он первый раз увидел Эввиан Голубоокую. Картины висели повсюду – ровно двадцать одна. «Почему двадцать одна? Всюду женские портреты. Маленькие девочки и взрослые барышни. Нет, это же одно лицо! Да, одно! Только с каждым разом старше и старше…но зачем? Ааа, понятно. Он рисует одну и ту же девочку. И вот здесь она уже взрослая», – Пифус посмотрел на картину, от которой пахло свежей краской. На ней была голубоглазая девушка со светлыми длинными волосами.
Но глаза Пифуса вместо того, чтобы продолжать удивляться, мгновенно закрылись и сжались будто убегали куда-то глубоко-глубоко. Он постарался сосредоточиться и открыл один глаз. Ничего не изменилось. Он открыл второй и тем более ничего не изменилось, ведь этим глазом пёс и так ничего не видел. Пифус подошёл поближе. Двадцать первая картина отличалась от всех остальных, так как на ней был изображён белый волк, точнее его голова.
Голова как голова, если бы не одно «но». Это был голубоокий волк с узором на морде. «С узором на морде! С узором, как у Эввиан!», – у Пифуса подкосились передние лапы, и он снова стал хвостатым маяком. Он вспомнил как в последнюю ночь перед озером он осторожно поглядывал на Эвви и при свете луны на её мордашке проступал узор. Именно этот узор