фар. И дополз-таки. Полицейский «уазик» резко остановился, мордой качнувшись к дороге. Двери его хлопнули, и сотрудники вмиг окружили Вову, только-только белизну глаз сбросившего. Паспорт был разменян на короткое невнятное приветствие и «есть с собой что-то запрещённое?». Нет.
– Всё из карманов на сиденье.
Вова достал связку ключей, пустой бумажник, сигареты, зажигалку и двойной телефон и опустил всё имущество на задние потёртые сиденья патрульного авто, в салоне которого тихо напевало радио: «Товарищ сержант, два часа до рассвета, ну что ж ты, зараза, мне светишь в лицо…» Фонарик влил фотоны в глаза Вовы. Зрачки выказали привычную непроницаемость.
– А теперь сплюнь три раза, – скомандовал самый резкий и высокий, тайну своего лица Вове и уличному фонарю не раскрыв.
– Может, мне ещё на руки встать и обоссаться? Я тебе, чё, вштыренная тринадцатилетка, а, командир? – низким голосом грубил мокрый Вова.
Стражи обменялись короткими улыбками, хамство оценив по достоинству.
– Дерзкий. Я смотрю? Ну ладно.
Пока один из стражей прошерстил бумажник и осмотрел телефон, показав его усмешливо главному, очередь дошла до сигарет.
– Сиги заряженные? Каждую третью ломаю – если ничё нет, отдаю.
– Одну оставь, остальные ломай, – с вызовом в голосе бросил Вова, легко понт раскусив. – Сам знаешь почему.
– Ладно, – главный бросил пачку на сиденье нетронутой. – Руки подними и в стороны.
Самый молодой потянулся обыскивать Вову неопытными руками, ещё не способными наощупь точно определять содержимое карманов и будущее человека.
– Стопе, стопе, командир, рукава закати сначала. У меня предубеждения.
Офицеры пересмехнулись, но обыскивающий юнец всё же закатал рукава – не до локтей, но до середины предплечий.
– Чё тут делаешь?
– Из тира иду. Стрелял.
– Из чего?
– Из «глока».
– А там есть «глок»?
– Теперь есть.
– Чё стоит?
– Косарь отдал.
– Хочешь из ПМа дадим шмальнуть за пятихатку?
– Не, командир, им надежнее кинуть, чем стрелять.
– Ну как знаешь. Забирай вещи. Доброй ночи.
За идущим Вовой вновь медленно полз свет фар. Качественно шелестела резина. Низко, породисто гудел двигатель. Алёна опознала его по походке – расправленный, голенастый средний шаг, чуть вывернутые по-футбольному стопы.
Машина и человек поравнялись. Алёна опустила тонированное окно, в понятный облик черты человека сложив:
– Куда путь держишь, медиум? – интересовалась она.
– Иду, – Вова бросил улыбчивый взгляд, шагая не останавливаясь и между двух длинных сигаретных затяжек слово уложив.
– Я надеюсь, вперёд?
Машина тихой сапой катилась рядом.
– Нет. Если идёшь, ещё не значит,