ушел на лечение ткани мира, а утро – на лечение себя подручными средствами. Не так страшно, конечно, как рана на ладони давешнего попутчика, но ни один палец уберечь от ожогов не удалось.
Ник купил пластиковый стаканчик с кофе и, с трудом удерживая его, оглянулся по сторонам. Прямо рядом с прилавком стоял столик – что самое приятное, без трещин и с не облупившийся краской. За ним сидела девушка в клетчатой рубашке и зеленоватых джинсах. Она посмотрела на парня немигающим взглядом, улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой – «присаживайся, мол». Потом сморгнула, и глаза у нее стали ярко-голубые. Как у самого Ника.
– Мимикрирую, – объяснила она. – В последние недели так страшно, что не только разрывы стягиваю, но и себя подтаскиваю ко всем, за кого можно ухватиться.
– Ухватиться зачем?
– Боюсь упасть. Хм, не так – оторваться и выпасть. Даже не наружу, а просто – из жизни.
– А это возможно?
– Думаю, возможно все, – девушка порылась в сумке, брошенной на пол рядом со столиком, и вытянула оттуда книгу. Вроде тех, что последнее время приходилось чинить Нику. – Любопытство, таскаю с собой под присмотром, чтобы не исчезло. Вроде якоря. Тешу себя надеждой, что если не справлюсь – за книжечку ухвачусь. Могу и тебе почитать. Хочешь?
«Раньше шестеренки вращались быстро – в начале времени, когда Гея была молодая еще и радостно кормила всех своих обитателей, чтобы те перерождались в срок. Зубчики часового механизма цеплялись за материал, оставляли на нем крошечные царапины, которые нам ничего не стоило залечить. Желтые головки одуванчиков в срок становились семенами, и парашютики разносило по всей поляне, чтобы выросли новые цветы – и так по кругу. Люди не пытались вырваться из цикла, жили – как жилось, и толкали сообща эти чертовы шестеренки.
А теперь Гея постарела. Механизм вращается с трудом и скрипом; если уж зубцы цепляются – так намертво, вырывают целые лоскуты из мироздания. Нашей помощи едва хватает, чтобы их залечить. Порой сил не хватает, и холод с темнотой – привет, давно не виделись – хлещут внутрь через прорыв, заставляя целые города и страны орать ночами от неизбывных кошмаров, а днем творить непонятное. Тут бы всем сплотиться и поддержать мир, но нет. Мы ведь особенные. Каждый второй хочет вырваться, выпрыгнуть, выбежать… Стать одиноким и непознанным, гордиться своей инаковостью, двигаться лишь вперед – и никогда, никогда не возвращаться к прошлому. Замыкаться циклам всё сложнее. И поэтому в конце марта идет град со снегом, а в конце осени при минусовой температуре с небес льет дождь, одевая улицы в отвратительно-скользкую глазурь…»
– Я прошлой осенью раз десять падала.
– Сильно?
– От души. Не так больно, как обидно. Один раз чуть под лед не соскользнула, пытаясь предотвратить ледоход в декабре. Вдумайся. Картина неизвестного художника-пейзажиста «Река вскрылась внезапно». Но обошлось.
– В средней