голос Сэдиной мамы. «Кажется, мы привлекли внимание полиции… Я с Пятого канала, вот моя пресс-карта, мы… – Приглушенные голоса, а потом мама Сэди говорит в камеру с непоколебимым спокойствием: – Меня арестовали». Как будто это происходит с кем-то другим, а она ведет репортаж.
Микрофон у нее забирают, губы шевелятся, но звук пропал. Один полицейский, заломив ей руки, надевает на нее наручники, другой, глядя в камеру, хватается за пистолет и беззвучно выкрикивает приказы. Невидимый оператор ставит на землю камеру, и горизонт заваливается, перечеркнув кадр. Когда их уводят, камера – по-прежнему работающая – показывает только ноги: вот они движутся к верхней кромке кадра, удаляются, исчезают.
Чижу удалось посмотреть эти кадры, потому что Сэди сохранила видео на телефоне. Строго говоря, это компромат – здесь ее мама «пропагандирует, поддерживает или одобряет непатриотичные действия в узком либо широком кругу», – но Сэди как-то умудрилась заполучить копию и все эти годы упорно ее переносила с телефона на телефон. На упрощенном смартфоне, который дали ей приемные родители (Сэди в насмешку окрестила его «поводком» – мол, она всегда на связи как на привязи, и если надо, ее всегда отыщут по координатам), это видео хранится в папке «Игры». Чижу случалось видеть ее с телефоном в углу школьной площадки или в домике для игр. На экране снова и снова ее мама, невозмутимая среди хаоса, медленно уходящая в небо.
Это был первый ее арест, рассказывала Сэди, но она только пуще расхрабрилась. Стала разыскивать тех, у кого из-за ПАКТа забрали детей, уговаривала дать интервью. Пыталась узнать, где сейчас дети. Хотела заснять, как забирают ребенка; задействовав все свои связи в службе опеки, в мэрии, пыталась выяснить, кто на очереди.
Вскоре с мамой Сэди связалась по электронной почте ее начальница Мишель: кофе в выходные, поболтаем. Неофициально, с глазу на глаз. Мишель заглянула в гости с двумя бумажными стаканчиками кофе, и они устроились на кухне. Сэди маячила в коридоре, никто ее не замечал. Ей было одиннадцать.
Эрика, меня тревожит, говорила Мишель, потягивая кофе с молоком, как это может аукнуться.
Журналиста со Второго канала недавно оштрафовали за слова, что ПАКТ поощряет дискриминацию азиатов, – дескать, они подрывают устои общества, а он призывает их жалеть. Телеканал выплатил штраф, почти четверть годового бюджета. В Аннаполисе у другого канала отобрали лицензию. Там тоже критиковали ПАКТ – не иначе как совпадение.
Я журналист, сказала мама Сэди. Говорить об этом – моя работа.
Канал у нас маленький, отвечала Мишель. И вот в чем загвоздка: если урезать бюджет, мы еле-еле выйдем в ноль. И если от нас откажутся спонсоры…
Она осеклась, мама Сэди вертела в руке кофейный стаканчик.
А они что, грозятся? – спросила она, а Мишель ответила: двое уже отказались. Но это еще полбеды. Как это аукнется тебе, Эрика? И твоим родным.
Давняя дружба связывала этих двух женщин, белую и черную. Вместе ездили они на природу, вместе отмечали праздники. Замужем Мишель никогда не была и детей