где по вечерам собирались молодые интеллектуалы. Они собрались у длинной стойки бара из красного дерева, где молодые парижане в белых фраках и галстуках и женщины в элегантных платьях дегустировали разные напитки. Скорее всего, эти посетители собирались в оперу или недавно пришли оттуда.
Пикассо наклонился к Еве.
– Я начал рисовать тебя сразу же после твоего ухода, – сказал он, нарушив трескотню разговоров и звяканье тарелок.
– Ты зря тратишь время, – ответила она, пряча взгляд.
– О, я очень ценю свое время, – заверил он и мгновенно стал серьезным. Потом, оглянувшись по сторонам, спросил: – Тебе понравилась книга?
Фернанда уже открыто флиртовала с Луи, и Еве показалось, что она довольно пьяна.
– Сильветта использует ее в качестве подпорки для двери.
– О, Сильветта.
– Ты ее тоже соблазнил, да? – дерзко поинтересовалась Ева в тот момент, когда к ним подошел Аполлинер.
– Я слышал, вам нравятся мои стихи, – добродушно заявил он, непринужденно втиснувшись между ними, как человек, разделяющий двух незнакомцев посреди толпы.
– Да.
– А есть ли среди них те, которые нравятся больше других?
«Знают люди, что время их судит, / Но надежда любить по пути /Нам позволила руки сплести. / Что сулила цыганка, то будет». Эти стихи всегда казались мне очень личными.
Ева заметила искру ревности в глазах Пикассо и втайне порадовалась этому.
– Вы помните наизусть?
– Лишь несколько строф. «Срываю вереск… Осень мертва… / На земле – ты должна понять – / Мы не встретимся больше. Шуршит трава… / Аромат увядания… Осень мертва… / Но встречи я буду ждать»[18].
– Я поражен, мадемуазель.
– Посмотри, Апо, готов ли наш столик, – требовательно проворчал Пикассо. Казалось, он совершенно не обращал внимания на Фернанду и на то, что происходило между ней и Луи на дальнем конце барной стойки.
– Я должен снова встретиться с вами. Позвольте мне написать ваш портрет.
– Стать вашей натурщицей, как в прошлый раз? Думаю, нет.
– Неужели это действительно было так плохо, мадемуазель Гуэль? – настаивал Пикассо, наклонившись так близко, что она ощущала его дыхание у своей шеи, как и прилив теплого, первобытного влечения, тут же возникшего между ними.
Ева подняла бокал и сделала глоток. Когда она увидела, как дрожит ее рука, то медленно опустила бокал на стол в надежде, что он ничего не заметил.
– Я ведь не знала, что вы с кем-то живете, – наконец сказала она.
– А я не знал о вашей невинности и неопытности, так что мы оба находились в невыгодном положении.
Ева не ожидала, что он окажется настолько хитроумным, а его присутствие будет таким обворожительным, особенно в толпе людей, когда его любовница находилась лишь в нескольких шагах. В обществе Пикассо Ева чувствовала себя стесненно, но сейчас она была достаточно рассержена, чтобы не поддаваться на его изощренные уловки.
– Извините, но я не хочу играть с вами, – сказал Пикассо и накрыл ладонью ее пальцы под стойкой бара. – Только скажите,