его там, за бортом, её не ждёт.
– Сколько можно говорить об одном и том же?!
Нажав на стоп, Катя медленно досчитала до десяти и стянула с себя огромные чёрные наушники, подаренные отцом на позапрошлый день рождения.
– Как об стенку горох…
– Сейчас.
Ей хотелось, чтобы это «Сейчас» прозвучало громче и бодрее, но обида сдавила горло и бодрее не получилось.
Бесполезно было делать вид, что ей плевать на эту чёртову поездку.
Катя запрокинула голову, пытаясь не дать вытечь нахлынувшим слезам.
Надо было успокоиться. Не хватало ещё наговорить матери лишнего, а потом всю дорогу ехать молча.
Поджав губы, она в последний раз осмотрела свое логово.
В комнате с наглухо задёрнутыми шторами царил беспорядок. У изголовья кровати, посреди груды книг, стоял небольшой ловец снов, похожий на старинный уличный фонарь. Его многочисленные стеклянные грани, скованные чёрными линиями металла, отражали мерцающий свет ночника, горящего даже в полдень. Катя качнула подвеску и цветное стекло полоснуло по лицу ярким светом. На стене запрыгали блики, закачались тени.
Одна из граней ловца давно разбилась и превратила его в надёжный тайник. Тонкой изящной рукой Катя нырнула в отверстие и нащупав на дне браслет с деревянными бусинами облегченно выдохнула. Ловко выудив из хранилища грубоватое для девичьей руки украшение, сплошь испещрённое выжженными знаками, она надела его на руку и холодно улыбнулась.
На суровой нитке оставалось достататочно бусин, чтобы ещё немного продержаться в этом мире.
***
Настенная гирлянда освещала расклеенные над кроватью постеры, фотографии и её первые несмелые рисунки. Несмотря на бардак вокруг, Катя чувствовала себя здесь в безопасности и точно знала, что это самая уютная нора на свете.
Уезжать не хотелось.
Она цеплялась взглядом за стены и вещи, в попытке найти то, что сможет её остановить или хотя бы ненадолго задержать дома.
Взявшись за ручку двери, она вспомнила про интернет. Вернее, про его скорое отсутствие и решила напоследок зайти в сеть, чтобы…
Она не смогла себе объяснить, чтобы что: ничего кроме боли эти фотографии ей не доставляли. Катя знала, что там увидит, но в глубине души надеялась, что вдруг заметит сожаление на Его лице. Или грусть.
Или неожиданно получит сообщение, от которого сердце забьётся чаще. И тогда будет уже совершенно неважно куда и насколько ехать. Вообще ВСЁ станет неважным.
Взобравшись на кровать, она натянула на голову капюшон и уткнулась в экран. Несмотря на летнюю жару, морозило даже в тёплой толстовке.
Листая ленту, Катя невидящими глазами смотрела в телефон, где мелькали загорелые ноги одноклассников, солнце, чайки и солёные брызги Чёрного моря.
Ослепительная Юлькина улыбка без брекетов. Вот Машка лезет на скалу и одновременно позирует, демонстрируя бицепсы. Сашка лежит на полосатом полотенце, загорелая как булка. Витька зарылся в песок по шею.
Руки начали дрожать: Витька был его лучшим другом.
Она боялась взглянуть на следующий снимок и на мгновение словно оцепенела.
А потом с закрытыми глазами медленно опустила палец на экран и …школьный волейбольный мяч летит прямо в воду.
Пара кадров морского побережья.
А вот и Он…
Катя с шумом втянула в себя воздух и резко отвернулась.
Максимально быстро пролистывая фото, она старалась не смотреть. Мысль о том, что на этих фотографиях Он может стоять в воде не один, предательским холодком разлилась по телу.
***
В последнее время ей не верилось, что в жизни всё происходит всерьёз. Что поездка с классом на юг, которая должна была стать идеальным завершением учебного года, прошла без неё.
Ещё пара дней и одноклассники сядут в поезд и вернутся сюда совсем другими людьми. Чужими.
Ей не верилось, что прямо сейчас где-то шумят волны и девчонки, пытаясь перекричать друг друга, делают селфи. Без неё.
Катю словно исключили из жизни. Её нет и не будет на этих залитых солнцем фотографиях и, возможно, теперь не будет и в Его жизни: все отправленные сообщения он пометил как непрочитанные.
Она хорошо понимала, что это значит.
И что такое две недели на море тоже понимала. У них там за это время целая жизнь пролетела.
Теперь каждый раз, когда одноклассники будут вспоминать южный берег, ей придётся изображать безразличие или делать вид, что она занята своими делами. «Помнишь, как круто было? А, точно, тебя же тогда с нами не было».
Только Васька из соседнего подъезда, с которой они дружили с самого детства, могла частично понять и разделить её боль. Если бы Катя могла или хотела поделиться с ней своими чувствами, Василиса наверняка бы её поддержала. Но Катя не хотела. Да и Ваське было всего четырнадцать, вряд ли бы она смогла понять всю сложность и запутанность взрослых