нас! А вы просто дураки, что продолжаете верить в эту сказку! И детей своих дураками делаете!
Так проорал на всю сельскую площадь бывший предводитель разбойников. Все его жирное тело крупно сотрясалось, лицо стало темнее ночи, а выпученные глаза заблестели, словно намазанные изнутри фосфором. Из ходившей ходуном груди выходили уже не слова, а звериный рык. Бывшие его подельники в ужасе пытались отодвинуться, отвернуться, но веревки не отпускали их дальше пары шагов, позволив лишь прикрыть собой детей от внезапно обезумевшего человека.
Староста развернулся и небольшими шагами подошел к нему вплотную. Седой старик спокойно глядел в дико вращающиеся глаза разбойника и громко, с уверенностью в каждом слове, произнес:
– Это у тебя Бога нет. А вот у Бога есть все мы, – староста обвел рукой вокруг себя и остановил её движение на разбойнике, – и ты в том числе, хочешь ты того или нет. А то, что ты сейчас стоишь здесь связанный, без чести и без совести – так это последствие твоего выбора. Уж так Господь положил, что человек вправе выбирать с кем ему быть и каким путем идти, а иначе и не человек бы то уже был, а скотина бессловесная, коли нет у него свободной воли. Ничем не лучше этих коров жил бы такой человек. Все, уводите их!
Воинственно потрясая щитами, селяне подняли на ноги плененных разбойников и повели в темноту.
– Что ж, а вы гости дорогие, следуйте за мной, – взглянул он на Кионда, Шандала, меня и стоявших рядом Бадеро и Колмака, – хоть дом мой и не царские хоромы, но койку найдем для каждого.
– Койка – это, конечно, хорошо и даже очень нужна некоторым, – Кионд красноречиво посмотрел в мою сторону и во мне, при всем желании, уже не находилось силы гордо вскинуть голову и возразить, – но надо бы еще поговорить и обсудить происходящее в округе.
– Что же, как будет тебе угодно, мой друг, – улыбнулся Хартмар, – я уже стар и сон не имеет надо мной прежней власти, жаль тратить остаток жизни на такое ничтожное дело. Сколько мне еще осталось – одному Богу известно!
Тяжело ступая по покрытой тонким слоем земли каменистой поверхности холма, староста повел нас к дому, стоявшему на небольшом отдалении от всех остальных изб, да еще и обнесенному по кругу высоким частоколом. Дом с двускатной крышей при рассмотрении вблизи оказался крупнее остальных. Огромные, в полноценный обхват, бревна стен, высотой в восемь венцов, плотно подогнаны друг к другу и придавали дому вид крепости. Широкое с навесом крыльцо посередине и пара узких окон по бокам от него были чем-то похожи на ворота замка с бойницами для лучников.
Глухо простучав ногами по немногочисленным ступенькам крыльца, мы вошли в распахнутую дверь сделанную из толстых прочных досок, скрепленных несколькими железными полосами. Прямо перед нашими глазами раскинулся широкий и длинный стол, простой, но очень аккуратно сделанный и гладко отшлифованный, а на стоявших вдоль него массивных лавках могло запросто разместиться полторы дюжины человек. В дальнем углу от входа, уютно расположился