На фотографии была улыбающаяся мать и два её маленьких сына. Может быть, сегодня ему и правда удастся скинуть тот груз, который на протяжении многих лет тянул его вниз, на самое дно? Отныне он желал жить стремительно, никогда больше не оборачиваясь на горечь своего прошлого. Раньше это было пределом его грёз, но сейчас этого казалось мало. Максим поднял руку и прикрыл ладонью себя на фотографии. Счастливая с виду семья не изменилась, выражения лиц матери и брата остались прежними, и он нахмурился. Он вспомнил о том, что всегда ощущал себя лишним элементом. Вырежи – никто не обратит внимания, смысл останется прежним. Мучительные воспоминания о матери отозвались болью в груди, он помрачнел. Скрестив руки, он взглянул на брата, который старательно рисовал существо, с которым им обоим пришлось столкнуться.
– Как ты чувствуешь себя?
– Давай без тупых вопросов, – ответил Августин. – Если у тебя есть план, просто говори, что мне делать, и я сделаю это. Всё что скажешь, если это освободит нас.
– Так доверяешь мне?
– Ты всегда был на моей стороне, конечно, я верю тебе. Верю больше, чем себе самому.
– Доверие – лучшее доказательство любви. – Максим полусонно облокотился о подоконник, утомлённый медленно приближающейся грозой и тяжестью атмосферы. Его холодный взгляд был направлен на горизонт, соединяющий землю с кучево-дождевыми облаками. – Любовь… Раньше я долго размышлял о том, почему они разлучили нас в детстве. И когда я перебирал варианты причин безразличия отца и ненависти матери к себе, то чувствовал такое сильное отвращение, что иногда меня и правда тошнило. – Августин ничего не ответил, только сильнее надавил на карандаш. – Тошнило от того, кем я был и кем быть не мог. Всё детство я хотел поменяться с тобой местами, и только в подростковом возрасте понял, что вся зависть к тебе по сути своей никогда не имела смысла. И тогда все эмоции, положительные и отрицательные, сменила единая ненависть.
Откровенность брата отозвалась одним раздражением в душе Августина, в этот раз его пальцы сжали карандаш с такой силой, что грифель сломался. Тогда он отбросил инструмент в сторону и перед тем, как взять новый, выпалил:
– Поверить не могу! Ты всегда отказывался обсуждать наше детство, и именно сейчас вдруг приспичило заговорить о своих душевных трудностях?! Нам не до этого, – он шумно выдохнул, не было ни малейшего желания выяснять отношения. Им предстояло вместе сразиться с необъяснимым, и это единственное, на чём он пытался сконцентрироваться. Он посмотрел на настенные часы у входной двери. Время: 23:29.
– Нам и правда лучше остаться здесь, а не поехать в церковь?
– Конечно, дорога сейчас в разы опаснее.
– Пока мы вдвоём, расскажешь, куда именно ездил?
– Я же говорил, что искал помощь.
– А если подробнее? Не в общих чертах и не расплывчато. – В доме повисла тишина, мужчина задумался, словно забыл им же проделанный путь.
– Сначала я был у нашей матери, – безэмоционально