девять месяцев после бегло описанных мною событий в молодежном театре на Фонтанке состоялась премьера моей новой пьесы «Уходил старик от старухи». Я сидел, как обычно, в последнем ряду (чтобы видеть все поле сражения!) и от переполненного сердца благодарил Алексея Максимовича (в прошлом Константина Сергеевича) за исчерпывающую рецензию прочтенного им черновика.
– Чо, клево! – прошамкал ворюга, тасуя колоду моих документов: паспорт, военный билет, водительские права, сберкнижку, членский билет Союза писателей СССР.
Я опять полюбил! Чуть не забыл сказать…
Экзамен
Мария Ануфриева, прозаик
Писательство помогло Марии преодолеть тяжелый период в жизни – она начала писать на следующий день после смерти мужа, оставшись одна с годовалым ребенком. Через несколько лет за ее плечами уже были два опубликованных романа, рассказы в известных литературных журналах, номинации на престижные литературные премии. Автор считает, что счастье живет в каждом человеке, просто иногда оно спрятано где-то очень глубоко. Только в себе можно найти точку опоры, чтобы перевернуть весь мир.
Как называется помада по-французски? Все время путаю: «руж а левр» или «левр а руж». Нет, последнее – это губа в красном.
Черт язык сломит…
Мои высокие отношения с французским языком начались в четвертом классе, когда в лингвистическом распределении на англичан и французов по физкультурному принципу «на первый-второй рассчитайсь» я попала в группу вторых – второсортных, какими считались принудительно изучающие французский в средней советской школе.
– Если есть учитель, кого-то же должен он учить. Если есть язык, кто-то должен на нем говорить, – рассудила директор в ответ на просьбы несознательных родителей научить всех детей говорить «по-аглицки».
Общаться на французском языке и находить понимание в суровом карельском городе удавалось с трудом.
– Чашка – une tasse, – вбивала нам в головы учительница.
Как-то после уроков вся наша французская ячейка ввалилась в гости к однокласснице.
– Мама, налей нам чаю в «юн тасс»! – блеснула она знаниями.
Мама затушила хабарик и осведомилась:
– А в ванну вам чаю не налить?
На Новый год мы учили стихи про Пера Ноэля, тогда как по стране уже вовсю развозил кока-колу всеми признанный за своего Санта-Клаус. Пятерки мы получали все больше по простуде, когда усиливался прононс. Хрипели как висельники, пытаясь изобразить картавую «р».
Сменив среднюю школу на гуманитарный класс в лицее, я получила еще больше французского в унисон гундящей маленькой группке «филолухов», как нас ласково называли преподаватели щедро секвестированных учебной программой точных дисциплин.
Вслед за получившим зеленый свет французским языком в моей жизни не замедлили появиться репетиторы. Первых двух или трех я помню смутно – они часто болели, отменяли занятия, а посему толк от них был невелик, а урон заметен