Север забрал
Юг – колосья унёс
подкупая ветра порывы
и деревьев надрыв продавая бесстыже
по два раза и по три.
Только я
кроме листьев тимьяна на булавке луча ничего не имел
ничего
кроме капли воды на небритой щетине моей не почувствовал
но шершавую щёку свою опустил я на камень шершавейший
на века и века
Над заботой о завтрашнем дне я заснул
как солдат над винтовкой.
И исследовал милости ночи
как Бога – отшельник.
Сгустили мой пот в бриллиант
и тайком подменили мне
девственный взгляда хрусталик.
Измерили радость мою и решили, что, дескать, мала она
и ногой растоптали, на землю швырнув, как букашку.
Мою радость ногой растоптали и в каменья её вмуровали
на поминок лишь камень мне дали
образ мой ужасающий.
Топором тяжёлым его секут и зубилом твёрдым его грызут
и горючим резцом царапают камень мой.
Но чем глубже въедается век в вещество,
тем ясней на скрижали лица моего
проступает оракул:
ГНЕВ УСОПШИХ ДА БУДЕТ ВАМ СТРАШЕН
И СКАЛ ИЗВАЯНИЯ!
Дни свои сосчитал я и только тебя не нашёл
никогда и нигде, кто бы мог мою руку держать
над гулом обрывов и над звёздным моим кикеоном!
Кто-то Знание взял кто-то Силу
с усилием тьму рассекая
и кургузые маски печали и радости
на истёршийся лик примеряя.
Я один, но не я, не примеривал маски
бросил за спину радость с печалью
щедро за спину бросил
и Силу и Знание.
Сосчитал свои дни и остался один.
Говорили другие: «Зачем? Верно, чтобы и он обитал
в доме с белой невестой и горшками цветочными».
Огнистые кони и чёрные в сердце моём распалили
страсть к другим, ещё более белым, Еленам!
Другой, ещё более тайной, отваги я возжелал
и от мест, где мне путь преграждали, галопом помчал
чтобы ливни полям возвратить
и за кровь отомстить мертвецов моих непогребённых!
Говорили другие: «Зачем? Верно, чтобы и он постигал
жизнь во взгляде другого».
Только взглядов других не увидел, не встретил я
ничего кроме слёз в Пустоте которую я обнимал
кроме бурь средь покоя который с трудом выносил
Дни свои сосчитал я но тебя не нашёл
и мечом препоясавшись один я пошёл
за гулом обрывов и за звёздным моим кикеоном!
Один я встал к рулю тоски своей
Один я заселял обезлюдевший берег мая
Один я расстилал запах цветов
По лугам и полям в крещенскую стужу
Я поил желтизной плоды я колыбельные пел холмам
Пустыню расстреливая в упор алыми брызгами!
Так я сказал: ране не быть глубже чем человечий крик
Так