и то же, видят вокруг себя разное.
Девушка-архитектор, бредущая по Рождественке с подрамником. В наушниках – музыка. Мечтает о любви…
Монахиня из соседнего монастыря. Ее обступают яркие машины, мишура из витрин и рекламные вывески с полуголыми барышнями…
Молодой человек – из тех, что следит за собой. Все эти вывески с женщинами – для него. Он скользит по ним взглядом. Потом, конечно же, утыкается в смартфон. И теперь уже кажется, что взглядом скользит по нему жизнь…
Сосредоточенная женщина, которая выглядит по-деловому, – и вся она собранная, если не сказать «выверенная». Ее взор, как и у монахини, тоже устремлен куда-то внутрь себя. Но лицо напряжено, и нет на нем выражения покоя…
Или нищий поэт, которому довелось жить в то время, когда поэты никому не нужны. Ходит себе по осенним улицам. Одет неброско. Рисует картины в голове – образы города, так он это называет.
(ВЫБЕРИТЕ ПОНРАВИВШИЙСЯ ОБРАЗ)
Лоскутное одеяло: желтый, красный, черный и зеленый цвета, перемешавшиеся, но при этом четко очерченные и при близком рассмотрении также четко структурированные: на поверхностях домов, машин и витрин. И мелькающие то тут, то там разноцветные точки – чем бы они ни были.
Асфальтовая заплатка: 2560 квадратных километров, гигантское пятно; на солнцепеке в августе источает мерзкий запах, и каждый прохожий чувствует себя немного асфальтоукладчиком; серый цвет окрашивает нашу повседневность, и та постепенно становится серой; вслед за домами, которые вроде бы расцвечены, но все равно как-то разом (или постепенно) теряют свой цвет и становятся давящим фоном, именно так – беззвучным и давящим, особенно в дождь и особенно осенью.
Вода закованная: лишенная свободы, обретшая себя в новом образе – коричневой или зеленоватой жидкости (цвет не важен, важно полное отсутствие прозрачности); полотнище; посмешище океанам, жалость для маленьких областных речушек, но все равно мощная, затаившаяся и ожидающая зимы, когда она вопреки всему вернется в изначальное естественное обличье – белого льда.
Организм: которому нужно пропитание, вечно голодный и подчинивший себе всех, и тем напоминает черную дыру; он, собственно, ею и является, поскольку также уничтожает время и не дает свету вырваться.
И отсюда:
Строгая совершенная система, совершенная настолько, что имитирует собой живую жизнь или обстоятельства; обволакивает и убаюкивает, принуждает двигаться и оставляет без движения; полагающаяся на неумение человека осознавать вещи такими, какие они есть, и на неумение смотреть глубже своего тела; облекшаяся в звуки – поездов (над землей и под), шороха обуви и шин (над землей и под), звука стройки (то есть попыток города сделать себя еще более совершенным организмом). Человеческий ресурс. Идеальная формулировка. Она придает сути города еще больше цельности.
Птицы, смотрящие на нас с высоты птичьего полета.
И если спуститься