его я сразу узнала. – Быстрее!
– Значит, осталась, – громко прошептала в ответ Клиппи и я почти наяву увидела, как «одуванчик» потирает ладошки. – Но и на урок не пошла…
Детские пальчики вдруг коснулись моих крылышек. Стало щекотно.
– Тише ты! Разбудишь ещё!
– А вдруг бы она учителя Задавакуса заговорила? – задумчиво прошептала Клиппи и тёплое, ванильно-шоколадное дыхание защекотало мне щёку. – Мистрис Сапота говорит, она болтливая.
Это я – болтливая?!
Ну, здравствуйте.
Нет, я, конечно, за словом в карман не лезу, но по части болтливости мне до той же мистрис Сапоты далеко! И тот факт, что я о ней ни слова не сказала, а она обо мне успела на каждом углу растрепать, весьма красноречиво это подтверждает!
– Задавакуса заговоришь, пожалуй… Ну ничего, мы ей сейчас устроим. Пожалеет скоро, что осталась!
– А мистрис Сапота говорила, что она улетит…
– И что? – где-то сбоку на полу раздалось нетерпеливое сопение.
Он что, под кровать полез? Интересно, зачем?
– А она не улетела. И на урок с нами не пошла. Как и обещала. Может, она не шпионка?
– Слушай, – я по тону поняла, что Ингварчик нахмурился. – Ты её защищаешь, что ли? Гувернантку защищаешь?! Шпионку?!
И такая боль при этих его словах комнату наполнила, что мне даже дышать тяжело стало. Я вдруг поняла в этот самый момент: не отдам «зверят». Никому. Пока эта самая боль их не стихнет, которую никто почему-то кроме меня не чувствует.
К тому же, как по мне, меня очень даже защищали. И это шердовски приятно было. И умилительно вот до бабочек перед глазами просто… Ровно до того момента, пока препирание «зверят» не продолжилось.
– Да причём тут, – сердито отмахнулась Клиппи. – Я думаю, а какой смысл ей подошвы маслом мазать?
Вот и объяснилась возня и сопение у кровати.
– Ну как? – довольно пропыхтел Ингварчик. – Встанет и растянется прямо здесь! Как мистрис Пупсель. И мистрис Гарденсаунг. И та мистрис, в стёклышках… Весело же было!
Я уже приготовилась к тому, что Клиппи-Одуванчик сейчас снова встанет на мою защиту и собиралась умилиться окончательно и бесповоротно, как белокурый «зверёныш» выдал ангельским голоском:
– Так она ж фея. Ходить не сможет, так полетит. Давай лучше вместо масла ей подошвы клеем приклеим. И ещё волосы к подушке! Как мистрис Оранжад!
Ингварчик засопел. Ему явно не понравилось, что сия светлая идея залетела в голову не к нему.
Я тоже сердито засопела, но Ингвар сопел громче.
– Ладно, давай, – со вздохом прошептал он. – Пошли за клеем.
– Но какая она всё-таки красивая… – со странным сожалением в голосе прошептала Клиппи.
– Мама красивее, – отрезал Ингвар и задумчиво добавил: – А ещё можно пауков из учебника вырезать и дверь в ванную ей оклеить.
Клиппи от радости аж в ладоши захлопала.
И «зверята» вместе с ларсеном удалились.
А я, наконец, открыла глаза и села на кровати.
Красивая?
Кажется,