обратился к упорствующему путешественнику в никуда:
– Возможно, именно из-за таких идей и появляются пятна на Солнце. Не станет ли Солнце хуже греть и меньше светить, когда солнечные гончары начнут захламлять его своими горшками?
Икар покачал головой:
– Но ведь и твои чаши люди могут наполнять ядом, ответственен ли творец за судьбу своего творения? Кузнец одинаково добротно подковывает и крестьянскую кобылу, и боевого коня.
– На то Бог и поделил воду на Живую и Мертвую, – усмехнулся Гончар, – чтобы наливающий ту или другую брал на себя ответственность, а куда наливать, я обеспечу. И не забывай, мой юный друг, как я ограничен в творчестве, сколь ни искусны мои пальцы, но если заготовка не вертится, да и когда круг исправен, я «зажат» в творчестве несколькими движениями и могу создавать только фигуры вращения, ровно так же я ограничен и в возможности отслеживать использование «чад» моих, ну прямо как родитель, сказавший все, что хотел, и выпустивший «птенца из гнезда».
Икар немного помолчал, переваривая услышанное, а затем предположил:
– Быть может, степеней творчества на Солнце больше и иначе осознаются последствия трудов своих?
– Да знаешь ли ты, мальчишка, – неожиданно взорвался мастер, с силой шваркнув розовый ком на гончарный круг, – как усмиряется огонь такой силы, что есть на Солнце? Нет? А тебе стоило бы поинтересоваться, ибо крылья, коими собираешься воспользоваться для своего романтического путешествия, должны уметь выдерживать испепеляющий жар.
– И как же усмиряют Солнце? – как можно спокойнее произнес Икар, приглушая таким образом пыл Гончара.
– Плазму удерживают магнитным полем, – нравоучительным тоном ответил мастер, – это известно каждому земному гончару.
Икар, выслушав, сложил руки на груди и парировал:
– Речь, в общем-то, не обо мне, если решишь отправиться со мной, вопрос крыльев я решу.
Гончар тяжело вздохнул:
– И хотел бы я поверить тебе, но не верится, слишком долго работаю я с глиной, самым земным материалом. Через руки, чувствующие ее тепло и холод, влажность и сухость, пластичность и зернистость, связан я с планетой, крепко-накрепко. Слова твои не будоражат воображение человека, ограниченного сознанием цилиндрических форм. Нет для тебя более ненадежного спутника, чем я, смотрящий вечно под ноги в поисках идеальной глины.
Икар понимающе покачал головой:
– В память о нашей встрече прими от меня зерно и рыбу.
Молодой человек положил на гончарный круг свои дары.
– И как мне читать эти символы? – тихо проговорил догадливый Гончар, человек, проживший жизнь и напитавшийся от нее мудрости.
Икар улыбнулся:
– Ты решил, что я бросил красивую приманку про Солнце, это зернышко, и не проглотил ее вместе с крючком, а я, на самом деле, давал тебе Зерно Истины, но в страхе неверия ты не испробовал его.
Гончар, вытерев тряпицей пальцы от высыхающей глины, взял зерно и спросил:
– А рыба?
Но