сейчас там, в Богдановке? Уж двадцать лет как нет бабушки с дедушкой. С тех пор мать с отцом ездили туда лишь на Пасху – и то не каждый год. Отец умер восемь лет назад, мать – три года. Прохор уже давно ничего не знал о деревне.
«А давай рванём в выходные! – ответил он Женьке. – Есть одно хорошее местечко у меня на примете».
Решимость отправиться на тот самый мост не то чтобы сдулась, но превратилась в нечто иное – безобидное. Теоретическое.
У Женьки Берга от удивления округлились глаза: говоря о рыбалке, он ничего конкретного не имел в виду и уж тем более ни на что не надеялся. Не дожидаясь вопросов, Прохор сказал: «С меня харчи, с тебя рыболовное».
В тесном сельмаге пахло пылью и хозяйственным мылом. На прилавке – нехитрые хозтовары, пыльные банки с консервами, пачки папирос да бутылки с палёным алкоголем. Деревянные полки для хлеба пустовали. Наверное, хлеб в Сосновое Болото завозили один-два раза в неделю, и местные его тут же разбирали.
За прилавком на табуретке сидела скучающая квадратнотелая продавщица в засаленном колпаке и видавшей виды вязаной кофте. В ответ на приветствие она с тупым удивлением вытаращилась на незнакомцев.
Прохор рассказал, что его предки родом из деревни Богдановки, что сам он провёл там почти всё детство. Спросил, осталось ли что от деревни.
– Вымерла Богдановка. Никого нету. И домов больше нету. Сгорело всё. Токо кладбище остало́ся.
– А пруд?
– Пересох пруд, – безжалостный ответ.
– Как же так… – опешил Прохор.
– А чаго ж вы хотели. Его уж сколько лет чистить некому было. Он же тамошнай, колхознай. Колхоз развалился. А нашим-то, сосновоболотским, он без надобности. У нас своё, ту́тошное озеро, большое.
Можно было бы остаться в Сосновом Болоте, обосноваться на берегу, но Прохору хотелось убраться как можно дальше от людей. А в большой деревне собеседники завсегда найдутся, даже если они тебе не нужны.
Нет, так не пойдёт.
– Вы в Щань поезжайте, – посоветовал старик. Словно из-под земли вырос. – Тама тож озерцо имеется. Дюже красивое, рыбы немерено, людей нико́го. Я помо́ложа был – часто туды ходил. Тута, у Сосновом Болоте, – ето так, для олухов. А вы, вижу, робяты сурьёзные.
Дед объяснил: Щань, мол, – это такой хутор; из Соснового Болота как раз прямиком через Богдановку, кило́метров пятнадцать.
Женя Берг тут же достал неведомо где и как добытую карту советского Генштаба 1989 года, разложил на пустой части взбугрившегося прилавка. Они с Прохором склонились над ней, стали рассматривать.
– Ишь, городские! – по-доброму усмехнулся в бороду дед.
Они быстро нашли на карте хутор Щань – всего-то пара домишек у кромки поля. Может, уже и их нет. А за ними, поодаль в лесу, – прудик. В окрестностях этой самой Щани разбросаны мелкие деревеньки с кладбищами –