любовью и слабостью своей матери, проживаете все, что у нее есть, обрекая на нищету и ее, и вашу сестру.
– Я не прошу их что-нибудь за меня платить.
– Даже когда берете у нее в долг?
– Вот двадцать фунтов. Возьмите и отдайте ей, – сказал Феликс, вытаскивая из портмоне банкноты. – Когда я их у нее просил, я не думал, что она поднимет столько шума из-за такого пустяка.
Роджер взял банкноты и убрал в карман.
– Теперь вы закончили? – спросил Феликс.
– Не совсем. Считаете ли вы, что матушка должна кормить вас и одевать до конца вашей жизни?
– Надеюсь, что очень скоро смогу ее содержать куда лучше, чем она жила раньше. По правде сказать, Роджер, вы ничего об этом не знаете. Если вы оставите меня в покое, то увидите, что я устрою свои дела как нельзя лучше.
– Я не знаю никого, кто устроил бы свои дела хуже или имел более безнравственные понятия о добре и зле.
– Отлично. Вы думаете так, я иначе. Невозможно всем думать одинаково. А теперь, с вашего позволения, я уйду.
Роджер не сказал и половины того, что намеревался, но не знал, как это выразить. Да и что толку говорить с человеком настолько бесчувственным? Лекарством должно стать поведение матери, а не сына. Не будь она так слабохарактерна, она бы перестала содержать сына, хотя бы на время. Оставшись без средств, он наконец одумается. А когда нужда его смирит, он будет счастлив принять пропитание из ее рук. Сейчас у него в кармане деньги, он ест и пьет лучшее, ни в чем себе не отказывая. Пока так продолжается, его не урезонить.
– Вы разорите сестру и разобьете сердце матери, – сказал Роджер, пуская последнюю бесполезную стрелу в спину нераскаянного грешника.
Леди Карбери вошла в комнату, как только за ее сыном закрылась парадная дверь, и очень обрадовалась двадцати фунтам. По-видимому, в ее глазах миссия Роджера увенчалась полнейшим успехом.
– Я знала, если они у него есть, вы их добудете.
– Отчего он сам их не отдал?
– Вероятно, не хотел о них говорить. Сказал ли он, что добыл их… карточной игрой?
– Нет. За все время он не сказал и слова правды. Можете не сомневаться, что деньги добыты игрой. Откуда еще они могли взяться? И будьте уверены, он снова все проиграет. Он порол совершеннейшую дичь – будто вскорости будет содержать вас и Гетту.
– Правда? Милый мальчик!
– Он что-то имел в виду?
– О да. И вполне может статься, так и будет. Вы, верно, слышали про мисс Мельмотт.
– Я слышал о великом французском аферисте, который приехал сюда и пробился в свет.
– Теперь все у них бывают, Роджер.
– Тем стыднее должно быть всем. Кто хоть что-нибудь о нем знает – помимо того, что он покинул Париж с репутацией особо преуспевающего негодяя? Но что вы хотели сказать?
– Некоторые думают, что Феликс женится на его единственной дочери. Феликс красив, не правда ли? Кто хоть близко с ним сравнится? Говорят, отец даст за ней полмиллиона.
– Так вот какова его цель?
– Вы не считаете, что он прав?
– Нет, я считаю его неправым. Но тут мы с вами вряд