художник Дионисий с бригадой. Кто книгу там писал, тоже хороший человек.
– Никольский?
– Нет, другой. И отдельно от них, но вроде и рядом, ну, как ты среди взрослых, жил юродивый по имени Исидор.
– Юродивый, это что?
– Это такой клоун.
– Клоун? Это кто?
– А ты в цирке не был?
– Нет.
– Клоун вроде понарошку говорит, а вроде, по правде. И была там женщина по имени Фекла, в поварне работала. Дружила она с Исидором, и вот ее разговоры с ним я тебе почитаю. Да, он звал ее Поликсена.
– Пали сено, пали сено. Наташа, сено палить опасно.
– Ты не слышишь. Поликсена. Имя такое, от греков досталось. Поликсена подкармливала Исидора, и он приходил в поварню в любое время.
– А поварня, это что?
– Кухня. Поликсена, как твоя мама, стряпала там. Ну, слушай:
– Что делать, друг мой, глаза замусорил. Потрогай, сколько пыли там да грязи. Как к нашему подошел, так и началось. Он перед всеми наставленья рек, а я туда посмотрю – пыль, сюда – грязь. Труха, щепки, пупки.
– Не заговаривайся, Исидор, какие пупки?
– Пупки – слова такие круглые, ухватиться не за что, и с дыркой посередине для звука. Как зажужжат, так берегись. Или за горло возьмут, или по голове хлобыстнут. Пупки-то самые опасные. В глаз попадет – всё, глаз пропал.
– Наташа, мне не интересно.
– Хорошо. Я буду читать, а ты возьми книжку с картинками.
– Нет, я пошел.
– Ладно. Как ко мне придешь, я тебе почитаю.
– Я пошел.
Роза мать Петеньки
Роза полюбит, Роза любила, Роза не будет любить. Все три состоянья, как точки на линии жизни. Всё, что приходит, от линии этой идет и в ней исчезает. Ось времени – это любовь. Она же – оплот постоянства, надежности, веры в счастливый исход. Мера и плата за все – любовь, и расплата – отсутствие оной. Прост-таки нет ни начала, ни даже конца.
Опять неудача. Уехал. Забыл.
Манную кашу на завтрак уже наварила. Наказала Людмиле, как разложить по тарелкам, сколько кому. Ушла из трактира домой.
Петя еще не проснулся. Тоже легла. Закрыла глаза. Не думается. Не спится. Тошно смотреть на обшарпанные обои. Тошно думать без толку привычные мысли. Пете в школу, надо отсюда уехать. Но куда? Брат Иосиф в прошлом году объявился. Сам отыскал. Детство его прошло совсем близко от ее детдома. Зачем их разлучили? Чтоб по-немецки забыли? Она-то никогда и не знала. Родители исчезли, когда ей не исполнилось и года. Куда же все-таки ехать? В Алма-Арасане раньше работала, там, конечно, людей много, а что толку. Не хочется в Алма-Ате оставаться. Всё обрыдло. И Петенька не видел сверстников уже три года. Совсем большой. Он себя считает таким же взрослым, как все вокруг. Если б не он, вспорхнула бы, улетела. Здесь всё – отвращенье. Бабы – Бог с ними, а мужики – и не мужики вовсе. Не бабы, не мужики. Так, – манная каша. Нет, вот единственный, с кем можно хоть просто за жизнь подгрести, это