юношу в тайное письмо предков.
На крыльце сидела его бабка Чернуха, в миру Евдокия, чтобы вопросов не было, в старом плетеном кресле. Одета она была в черное, с платком на голове. Кто из сельчан увидит – пробежит мимо. А поймает ее взгляд – сразу в церковь. Сидела она, как сфинкс, положив руки на широкие лопухи-подлокотники, по-хозяйски откинувшись на спинку. Тут же, на узкой тесной скамейке дремал родной дядя юноши – младший брат отца Ёж, в миру – Никодим. В поддевке, широких штанах и старых хромовых сапогах.
– Редкий гость, – процедила бабка Евдокия. – А как вытянулся.
Но сказала это с радостью – как-никак, родная кровь. По-своему она очень любила внука.
– Ой ты, племянник пожаловал! – приподнявшись на локте, усмехнулся Никодим. – Как там братец мой поживает? Малевальщик? Пьет горькую?
– Иногда пьет, – стоя перед лестницей, потупил взор юноша.
– А мать все блудит?
– Не знаю, – обиженно нахмурился гость.
– Не терзай ты его, дурень, – осекла бабка Чернуха сына-словоблуда. – И так у него не дом, а худое сито. Ну, отрок, зачем пожаловал? Вижу: нужда приключилась, и по нашей части. Верно?
– Верно, бабушка, – ответил юноша. – Большая нужда.
– И срочная?
– Очень срочная.
– И сердечная?
– Да, бабушка, – вспыхнул он.
– Говори, милый, помогу, чем смогу.
– Может, в дом пойдем? – покосившись на пересмешника-дядю, предложил юноша.
– Пойдем, милый, пойдем. Поднимайся. А ты дом стереги, Никодим, – в шутку наказала она сыну. – Чтобы мышь не пробежала.
– Из дома или в дом? – пошутил тот.
– Балабол, – откликнулась старуха, взяла внука за плечо, нагнула, поцеловала в темя и подтолкнула к открытым дверям.
В избе она усадила его в красный угол, самый нарядный и ухоженный, правда, не было тут никаких образов, как в других, и быть не могло. Но висел высеченный из дерева лет двести назад почерневший старик, длинноволосый, в одежде до пят, с посохом. Он подозрительно смотрел на всякого, кто сюда входил, садился за стол, а может, и слушал, о чем говорят.
Юноша стал рассказывать – со всей положенной его возрасту страстью и всей болью, которую переживал сейчас.
– Задачки ты задаешь, внучок, – покачала головой бабка Чернуха. – Чтобы помочь, я должна открыть тебе несколько тайных дверей, одну секретнее другой. Твой дед Берендей, муж мой, будь он жив, никогда не позволил бы мне этого сделать, – он проклял своего сына, твоего отца, и не верил тебе. Но я верю, милый, потому что знаю: тебе передался наш дар. Ни трем моим сыновьям, а именно тебе. И вот мой выбор. Помогу тебе – прогневлю мужа. Каким словом он встретит меня там, куда все уходят? А не помогу – прогневлю господина-Чернобога, – она указала кривым пальцем на деревянного идола. – И Мару с Мороком тоже прогневлю. – Старуха прихватила его руку костистой клешней. – Только и ты, внучок, должен решить для себя, как тебе быть дальше.
– Что