школьной жизни.
В стерильной белоснежной кабинке у нее взяли кровь из пальца, измерили давление и температуру, после чего человек в костюме химзащиты указал на выход.
– Идите за мной!
Через коридор, показавшийся ей лабиринтом, ее провели к сферической камере около трех метров в диаметре с креслом внутри. Усадив девушку в кресло, человек в костюме вышел.
– Что мне нужно делать? – спросила, не выдержав, Лера.
– В первый раз?
– Ага.
– Просто сидите спокойно. Когда все закончится, вас выпустят на той стороне.
Легко сказать, сиди спокойно. После того как захлопнулась дверь, отрезав ее от внешнего мира, она испытала приступ паники. Матовая мягко подсвеченная поверхность сферы через минуту начала давить, появилось ощущение духоты и тошнота. Лера вспомнила слова Морозова про пакет. Сфера завибрировала, загудела, после чего наступила гробовая тишина.
****
– Василий Ефимович! Вас Петр Иванович просит зайти, – прощебетала секретарша, едва завидев его, проходящего мимо приемной.
Он хотел было сделать вид, что не услышал, но все же остановился.
– Вера, а он сейчас свободен?
Городков замер в дверном проеме.
– Да, он один, – кивнула она и потянулась за трубкой, – доложить?
– Давай!
Зайдя в приемную, он по-хозяйски открыл шкаф и повесил туда куртку.
– Через пять минут заходите! – сообщила Вера, – Может кофе?
Отказавшись от кофе, Василий Ефимович достал из кармана расческу и, подойдя к зеркалу, прилизал редкие волосы. К сорока двум годам он растерял почти всю и раньше-то не очень густую шевелюру, обзаведясь глубокими залысинами. С возрастом он стал похож на сказочного добряка с толстым носом и животиком, пикантно выглядывающим из-под пиджака. Лет пятнадцать назад молодой следователь Городков днями напролет не знал покоя, бегая за свидетелями и экспертами, стараясь все делать быстро и ответственно.
Осознав со временем, что количество сданных в суд дел прямо пропорционально количеству принимаемых после этого к производству при той же зарплате, Василий Ефимович решил быть более мудрым и перестал «рвать подметки», создавая видимость бурной деятельности и рассказывая начальству о своей жуткой загруженности.
Вероятно, из уважения к его солидному опыту, Городкова особо не трогали. На совещаниях он тихо и незаметно сидел в углу, в то время как его более молодым коллегам бывало порой «жарко».
В последние годы в ведомстве происходили странные, по его мнению, процессы, превратившие его в зарегулированную бюрократическую контору. Начальству требовалось не столько качественное расследование преступлений, сколько громкие пресс-релизы, да цифры. Вот и соревновались отцы-командиры разного уровня в приписках и очковтирательстве.
Переживавший поначалу за систему Василий Ефимович, в конце концов, понял, что это теперь современное лицо любой структуры, так сказать, примета