которой образовалась непоправимая обширная трещина сварного шва, стальных листов днища чести и совести, от чего его корабль так быстро пошел ко дну?».
Все эти мысли тяжело ворочались в его воспаленном мозгу и никак не давали заснуть. И ему уже стало казаться, что это он и есть полусгнившая, полупритопленная сырая коряга, равнодушно плывущая в турбулентном потоке грязной реки под мостом, и нет никаких сил, чтобы попытаться прибиться к спасительному берегу тихой гавани. А паромщик Андрюха угрожающе машет ему багром, стоя на том берегу, и отталкивает, отталкивает в сторону моря небытия.
Павел Васильевич проспал до десяти часов утра, и когда посмотрел в телефон, увидел семь непринятых разных вызовов, но среди них не было звонка от неё. Он долго лежал, размышляя о предстоящей жизни, но уже совсем в другом ключе.
«Как же так? Нарушается весь нормативный порядок распределения жизненных благ. Я всю жизнь старался, выслуживался, изворачивался, хитрил, и когда достиг почти вершины блаженства, приходит какой-то офицеришка без роду – без племени и уводит у меня Малышку в тьмутаракань, и что самое непонятное – она согласна жить с ним в таких чудовищных условиях, после привычного московского комфорта. Это ужасно несправедливо. Так нельзя поступать с заслуженными людьми. И что же делать дальше? Нужен какой-то «сильный ход», как любила говорить Малышка».
И опять мрачные мысли стали кружиться, как стервятники, вокруг его падшего духа. И уже не шутя захотелось застрелиться, но пистолет остался дома, а другого способа уйти из жизни он, как не силился, не смог придумать и, в конце концов, решил пока сходить позавтракать.
Ополоснув лицо, не побрившись, Павел Васильевич кое-как оделся и спустился в кафе на первом этаже, а дурацкая фраза, застрявшая у него в мозгу, не давала покоя и настойчиво стучала в висок: «Нужен сильный ход, нужен сильный ход».
Он заказал себе простой рисовую кашу и компот, памятуя вчерашнее расстройство желудка. Кашу принесли глинистым комком, она уже на второй ложке не полезла ему в глотку. Он попытался протолкнуть образовавшийся затор во рту глотком компота, но вдруг неожиданно подавился, посинел, потерял сознание и упал на пол между столиков, хрипя. К нему тут же подбежали люди и попытались привести его в чувство, но Павел Васильевич, только сипел, мелко дрожал всем телом и подкатывал глаза.
– Врача! Надо срочно позвать врача! – закричал кто-то в зале.
И пока ждали вызванную скорую помощь, его положили набок, чтобы не захлебнулся от рвоты, и оставили лежать на полу. За минуту до приезда скорой помощи Павел Васильевич вдруг очнулся, повернулся на спину, открыл глаза и, глядя прямо перед собой, тихо сказал:
– Ну вот, всё само собой и разрешилось.
Вздохнул, вытянул под столом ноги, увидел перед собой крупные чёрные буквы бегущей строкой и стал читать про себя: «Господи наш всевышний, прости мя, раба твоего, за все прегрешения мои, п…». Строка исчезла, прервавшись на полуслове.
Вместо