показала, что можно до скончания жизни любить и желать лишь одну женщину.
Тогда Стас приехал на место аварии очень быстро. Гнал как безумец и верил, она жива! Обязана жить! Не может быть по-другому. Увидел полицейские машины. Остановился. На негнущихся ногах подошел к обрыву… увидел некогда красный автомобиль… все… что от него осталось… Черная безысходность подкралась к нему, впилась скользкими щупальцами, отбирая его душу, разрывая на куски сердце.
Он кубарем полетел вниз. Его пробовали остановить. Но быстро оставили эти попытки. Стас ползал по выжженной траве, цеплялся скрюченными руками за обгоревшие обломки… не верил… не мог поверить…
Как еще сегодня утром она была живая, улыбчивая… Его Тори. Порхала по дому. Нянчилась с сыночком. Дюшке всего восемь месяцев, их долгожданный, любимый кроха.
– Я сегодня в город смотаюсь, по магазинам надо пробежаться, нашему герою, кое-чего докупить, да и себе марафет навести, – подошла и повисла у него на шее. Золотистые волосы рассыпались шелковистым каскадом, окутала своим неповторимым ароматом ванили, от которого он с ума сходил.
– Давай вместе сгоняем. Дюшка с няней побудет, – он не хотел ее отпускать. Просто вот так любоваться на жену и понимать, как тебе повезло. Не это ли счастье? – У меня сегодня по работе полный штиль.
– Н…н…нет… – нижняя губа дрогнула, в зеленых глазах промелькнул испуг.
Ее глаза, бездонные, огромные изумруды, как в первый раз попал в их плен, так навечно и пропал. Околдовала его Тори, приручила одинокого, циничного волчару. Она показала, что смысл жизни не в гулянках и бесконечной веренице безыменных девок, а в одной, которая непостижимым образом находит ключик от сердца. А далее сопротивление бесполезно… у нее ключик, и лишь она открывает врата в их персональный рай.
– Я уже скучаю! – прижал ее к себе. – Давай вместе, – провел ладонями по ее спине. Даже сквозь ткань блузки ощущаю гладкую кожу. Никогда ей не налюбоваться, около себя бы вечность держал, и все равно будет мало.
– Мне самой надо. Просто одной побыть проветриться. Не обижайся, – рука на его щеке дрогнула.
Побежала к сыну и долго его расцеловывала в пухлые щечки.
– Дюшка, ты ведь знаешь, как мама тебя любит, сильно, сильно, – закружилась с ним по комнате. Снова расцеловала.
– А уж как мы мамку любим, – обнял их и сердце до краев радостью наполнилось.
Передала сына няне. В глаза ему заглянула.
– Стас… всегда помни, ты у меня единственный… ты все для меня… И никогда это не изменится, – голос серьезный, губы лихорадочно его целуют, хаотично, страстно.
– Ласточка, ты чего, я ж всегда с тобой…
Чувствовала она беду… подсознательно прощалась… Это сейчас Стас осознал, ползая по месту ее последнего пристанища. Почему отпустил? Почему не поехал с ней? Должен был предвидеть! Никогда себе не простит, что не уберег!
Сейчас у него у самого вместо сердца зияет обугленная дыра. Перед глазами ее лицо, и не верит… не может смириться… Она жива… Вот сейчас выйдет из-за