ногтем. – А ты даже посуду за собой убрать не способен! Ты отвратительный, избалованный, мерзкий ребенок! И никогда не вырастешь, потому что тебе удобно сидеть на моей шее! Ловко устроился! Ты меня извел, совсем, совсем!.. Салфеток нарвал! Сто раз просила – не рви ты их, или тогда покупай сам! Иди и покупай! Но ты и на это не способен!
Она сгребла со стола его бумаги, записки, блокноты, швырнула в мусорное ведро и заплакала.
Змеи ненависти молниеносно ринулись вперед, впились, – стало больно и нечем дышать, и руки затряслись постыдной мелкой потной дрожью.
– У тебя все время проблемы! Бесконечно, постоянно! – рыдала Даша. – Ты на улицу не можешь выйти! Ты сразу попадаешь под дождь, а потом у тебя температура сорок, и я тебе должна таблетки таскать! Больше не могу, не хочу!
– И не надо.
– Что?!
Он смотрел мимо.
…Ты все знал заранее, да?.. Собственно говоря, именно этого ты и добивался! Все началось не сию секунду, не сегодня и не вчера, и салфетки тут ни при чем. Ничего не выйдет – ты понимал это совершенно отчетливо, но… трусил, тянул, мямлил.
Не жалел. Не разговаривал. Не пускал ее в свою жизнь, огораживал территорию красными флажками.
Ты сам во всем виноват. Ты один. Даже точку не можешь поставить. И эту свою работу ты переложил на нее!.. Потому что тебе так удобно, и ты вроде бы ни в чем не виноват!..
Он молчал, и Даша знала, что он может так промолчать час или до завтра. Слезы капали, и она поискала, чем бы их вытереть. Вытереть было нечем, салфеток не осталось, и она вытащила из ящика кухонное полотенце, пахнувшее жареным луком.
Они все еще были рядом – только протянуть руку, дотронуться, принять, простить. И оба знали, что так далеко, как нынче, они не были никогда, и руку не протянуть, и дотронуться уже невозможно.
Никто не спасет.
Да и спасать нечего.
Даша еще немного поплакала, а потом перестала. Огляделась вокруг, будто удивившись, как она сюда попала.
– Ты будешь ужинать, Алекс?
Он покачал головой.
– Все ясно, – заявила она определенным голосом, и тут он вдруг посмотрел на нее.
И улыбнулся.
– Ну и слава богу. Я рад, что тебе… все ясно.
Она швырнула полотенце в раковину и стремительно вышла из кухни.
Он еще посидел, потом медленно, как старик, поднялся, раскопал на полке какое-то пойло, хлебнул и вытаращил глаза.
Предполагалось, что пойло – некая водочная настойка, а оказалось, сироп от кашля. Даже выпить с горя у него не получилось, куда там!..
Ты никто. Ты ничего не можешь.
Змеи терзали и рвали его изнутри, и он знал, что за дело!..
Дело. Дело.
У меня же есть дело, и пока я не доведу его до конца, я не дам им себя сожрать. Пока не дам, а там посмотрим. Сейчас самое главное не думать, не разрешать себе, не отпускать себя! Делать хоть что-то.
Сверяясь с цифрами в записной книжке, выуженной из мусорного ведра, Алекс набрал номер.
В трубке пискляво прогудело. Он вытащил из раковины полотенце