согласия. Я –вторая жена. А вторая –всегда горькая, как говорят у горских.
Едва ли не силой доктор вытолкал Амира из-за ширмы в кабинет, давая мне возможность одеться. Я быстро стащила новые белые носочки и попыталась натянуть колготки. Руки так дрожали, что одеться никак не получалось.
В сумочке зазвонил телефон. Я поспешно бросилась к нему. Это, наверняка, отец. Не отвечу –потом будет кричать, что не уважаю его.
–Ты еще в клинике? –отец, как обычно, не поздоровался.
–Да, я одеваюсь, папа.
–Хорошо. Уже подъезжаю. Всё в порядке?
–Нет, –очень хотелось сдержать слезы, но не получилось.
Голос прервался от рыданий.
– Перестань! – немедленно разозлился отец. –Что ты сопли распускаешь, да?
– Как я могу перестать, папа, если уже неделю чувствую себя рабыней?
Это началось в прошлую субботу с обычного теткиного бурчания. Она разбудила меня в шесть утра.
– Сколько можно спать? – тетка Раиса стащила с меня одеяло и хлопнула по попе. – Кто тебя такую замуж возьмет, Соню-засоню? Всё проспишь! Мужа, детей, жизнь вообще проспишь. Ээээ… дедей тюри кином! – она встряхнула одеяло и выругалась.
–Маму не трогайте! –от ее любимого ругательства, которое затрагивало честь моей мамы, сон улетучился сам собой.
Я вскочила и набросила халат. Что за манера у нее? Чуть что – так сразу крыть по матери?
–Как не ругать тот проклятый живот, из которого ты вылезла? – Раиса вскинула ладони вверх. – Шабат сегодня. Отец приедет обедать в полдень. А ты еще даже не встала. У меня в твоем возрасте уже двое детей было. А ты что? Двадцать пять лет корове и всё валяешься. У меня в десять утра в шабат уже дом блестел, мясо зажарено было, чуду в духовке горячие стояли. И сама уже красавица: накрашена и одета. И чуду мои не такие, как твои деревянные, а мягкие и ароматные. Потому что у моей покойной свекровки –чтоб ей в аду гореть– попробуй такие пироги, как твои, на стол поставь! За косу бы оттаскала!
Дались ей эти чуду! Терпеть не могу эти горские пироги. И есть, и готовить. Они так с ними носятся, как будто это золотая медаль на Олимпиаде или самая важная вещь на свете. А как по мне они практически не отличаются от осетинских мясных. Правда, говорить это в лицо горским нельзя. Закопают!
–А ты вся в мать! – тетка удалилась на кухню, но ее визгливый, как бензопила, голос, разносился по дому. – Та тоже с утра валялась, книжки читала. Тьфу!
–Ну извините, что моя мама была интеллигентным человекам и любила читать, –огрызнулась я, выдавливая зубную пасту на щетку.
–Ты мне тут носом не крути! –Раиса возникла на пороге ванной, ожесточенно натирая кухонным полотенцем дно кастрюли. – Книжки женщине читать можно, когда обед готов. Сначала еда, потом книжки. А не до или вместо еды. Твой муж бумагу жевать будет, да?
Папа приехал ровно полдень. Есть не стал. Окинул взглядом щедро накрытый стол, отломил кусок мясного пирога чуду и жестом остановил суетящуюся на кухне тетку:
–Потом,