зажигалкой, поднес к сигарете Виктора. Тот прикурил от огня, кивком головы отблагодарил и хотел двинуть сквозь посадки к дому. И тут услышал – а может, ему показалось – кто-то передразнивает его пьяное заикание. Женские голоса перебили музыку, хор льющегося хохота в его одурманенном мозгу преобразился в единый смех его жены.
Ему вдруг представилось, что она со своим грузином сейчас так же, как и эти, еще почти дети, смеются над ним. Весь мир над ним потешается – мир, который обманул его, внушил и воспитал быть правильным, жить по человеческим канонам, а в итоге дал понять, мол, тебя разыграли. Над тобой пошутили. Все совсем не так.
Виктор обернулся. Свет железнодорожной вышки освещал веселье. На багажнике от «Восхода» стоял двухкассетный магнитофон. Пара парней потягивали пиво из бутылок, передавали девчонкам.
– Что? – Виктор, пошатываясь, застыл на своем месте.
– Ничего, – грубо и нагло отозвался переросток Пашка, внук Яшкиной, жившей на окраине улицы.
Пашка в адидасовском костюме выпятил себя из своры. Хотел показаться перед девчонками, он это всегда любил. Мог и младших позадирать, и над сверстниками своими потешиться. Леха попробовал его унять, но тщетно. Девчонки насторожились, ситуация им явно не понравилась.
Виктор думал, что ответить. Но неожиданно что-то проснувшееся у него внутри, заговорило за него. Голос, который еще недавно Виктор слушал внутри себя, услышали и другие.
– Ты чего щеришься, как параша…
Откуда он мог услышать такое выражение?
Наверно, когда-нибудь в армии или на заводе.
– Эй, ты че? – Пашка продвинулся вперед, раздвинув плечи. На груди, как медаль, висел значок с надписью Prodidgу.
Музыка замолкла – видимо, кончилась кассета. По улице прокатил Семилетов. Залаяли собаки.
Паша надвинулся на Виктора. И вроде бы надо уже было что-то предпринять, но он растерялся.
Хорошо бы, конечно, проучить Витька за такое хамство. А, с другой стороны, вроде бы и свой, вроде бы и старше. Но долго переживать Пашке не пришлось, он и сам не понял, как ночная зелень посадок содрогнулась в его глазах. Он покачнулся и повалился на тяжелую, притоптанную к старому асфальту пыль. Боковой Виктора сразил подростка. После чего победитель сплюнул сигарету.
И двинулся к дому.
За ним оставалась безмолвная толпа. Ему представилось, как он, растворяющийся в полумраке, смотрится сквозь призму их глаз. И решил доба-вить масла в огонь, затянул на свой лад, абсолютно не попадая в ноты:
Эй, гуляй, мужик,
Пропивай, что есть!
Вспомнил о Петре Васильевиче и запел еще сильнее и омерзительнее. Из приоткрытого окна донесся детский плач.
– Вот, Витька нашего бес крутит, – донеслось со стороны.
Миновав бабок, Виктор решил сделать песню еще громче. Вдохнул побольше воздуха и заорал что есть мочи пьяную песню.
Виктор шел к дому, за ним загорался в окнах свет, собаки хрипели на цепях, пытаясь сорваться. Ночь была безветренной. Деревья накрывали