не заметил, как стал таять воск от этого жара. Перья постепенно осыпались в воду. Когда от его крыльев ничего не осталось, он рухнул в воду и утонул. Ничего не оставалось Мастеру, как только попрощаться с ним и отправиться в одиночестве дальше.
Но навсегда осталась память о первом полете и дерзком юноше Икаре, которому так нравилось летать.
Парит над морем радостно Икар.
Все вышел поднимается во тьме.
Но воск растопит солнца дикий жар,
И он исчезнет в призрачной волне.
Сомкнется небо с морем в этот миг,
Останутся лишь перья на волнах.
И белой птицы обреченный крик.
И над водой прозрачной тишина.
Ифигения
Принесенная в жертву героем героев царевна
Все смотрела на звездное небо в пустыне миров,
А душа улетала туда, так легко вдохновенно,
И в безумии мать перед ним замирала без слов.
Сколько было и ярости здесь, и немного укора,
Только царь не заметил, тогда он спешил на войну.
И твердила Афина, что он возвратится не скоро,
Но вернется домой, на Елену лишь мельком взглянув.
– О проклятье, Елена, она рождена для раздора,
Только снова мужи, потеряв и ее, и покой,
Дочерей приносили богиням, вернется не скоро,
И рыдала царица: – Чтоб ты не вернулся домой.
Победителей судят неверные гневные жены,
Тени гневные снова пред ними отважно встают.
Но за стенами Трои Елена опомнится скоро,
Умирают герои, и новые в схватки идут.
Этой девочки тень снова ночью к отцу заглянула,
Как он там, в этом пекле, легко ли в проклятом аду?
Он увидел ее, Агамемнон рванулся понуро,
И Ахилл и Патрокл вновь в сражение гневно идут.
– Ты невестою станешь, как я обещал вам, герою,
Он погибнет сегодня, стрела Аполлона верна,
Спит еще Агамемнон, склонилась она пред тобою,
Принесенная в жертву, отцу оставалась верна.
И душа улетала туда, так легко вдохновенно.
И в безумии мать перед ним замирала без слов
Принесенная в жертву героем героев царевна
Все смотрела на звездное небо в пустыне миров
Каллипсо
Нет, Зевсу противиться будет едва ли
Прекрасная нимфа, он знает давно,
И только подруги ее ревновали,
И лишь Артемида поймет все равно,
Кто сделал Калипсо такою счастливой,
Кто смеет к подруге ее прикоснуться,
Богиня во мраке все ждет горделиво
Отца, вот явился, и ей улыюнулся.
И снова наивная нимфа хохочет,
В объятьях оставшись всю ночь до рассвета,
И с Зевсом могучим расстаться не хочет,
И видит, и слышит и знает про это
В засаде своей только тихо вздыхает,
И знает,