А еще обоим нужно было утешение, конечно. Они не говорили про любовь, не было никакой любви, и он прямо сказал, что отношения ему не нужны, он не человек для отношений, и понятно, что оба на тот момент закрыли свои травмы, но неужели нельзя было быть просто немного честней? Не как с женщиной, этого из них ни один по доброй воле не делает, но как с другом? Но выяснилось, что и дружба была враньем тоже. Потому что честность мужчины с другом-мужчиной и другом-женщиной – это разные честности.
Расстались на год, не прерывая контакта ни на день, его носило по миру, Эла работала в Вене, обоим было по тридцать пять, не середина лета, но ближе к урожаю, и каждый думал, что знает себя и другого, привычки и предпочтения. Объехавший всю северную Европу, просидевший год в Штатах, Ян выдергивал ее на встречу, писал – соскучился, давай, оторви задницу от кресла, приезжай, я все приму на себя. Потом – дарлинг, я сам тебя выдерну из того кресла, отпусти уже чужие мозги, займись своей жизнью, давай проветримся, у меня будет неделя, встречаемся в Братиславе. Это так типично для Яна – за два часа собрать горящий маршрут с бодрым треккингом и возмутительно дешевыми хостелами, кинуть ссылку на билеты, располовинить бюджет прогулки и писать: скоро увидимся, не могу дождаться. Мы будем разговаривать, и не только. Святая повелась бы на эту интонацию, на ежедневное «доброе утро» и фоточки торса в мессенджер просто так, «я делюсь с тобой своей жизнью, как с другом».
Стартовали в шесть утра из Братиславы к Малым Карпатам и вдоль по ним. Был лютый холод, неожиданный для апреля, и горький кофе в термосе, и слепящее солнце, и покой – с ним всегда было очень спокойно. Первый раз они были наедине так надолго безо всякой помехи – компании, девицы, тусовки – и без никакой цели, только странствовать и говорить друг с другом. Ну да, для Яна неделя – космически долгий срок. В странствии спрятано слово странность. И было странно, как он примеривается – она же слышала, как в разговоре сбивается на жаргон, обычно применяемый им для своих женщин, такой, чуть покровительственный, с самым легким оттенком опекунства, снисхождения – но быстро возвращается обратно. Это же Эла, она другая.
– Я тоскую по тому себе, какой я с тобой, – сказал он ей.
Умел он так, чтоб каждая фраза ложилась пробоиной в сердце. И забывалось, что это только профессионализм в слове, ничего личного. Только опыт. И позже уже пришло в голову, что не по ней ведь тоскует, а только по себе самому, какой он. Кипенное цветение нарциссов ранней весной всегда забивает ноздри до обморока. Покупаешься ведь на что? На то, что только с тобой он такой, на степень близости и доверия, в которой секс – только частность. Но частность немалая и решительно все меняющая.
Яничек, собственно, и с юности был лось, и один-то он тот маршрут одолел бы в десять часов, но задачи ушататься не стояло. Их дружеская прогулка должна была завершиться в Праге, откуда он стартовал…