доверчивые, музам
Не оглашенные мужи,
Иным подвластные союзам.
Я часто Марсия встречал,
Вдыхал мелос его печальный,
Юродиц темных расточал,
Но яден морок невенчальный.
И что о белых сожалеть
Царевнах в райских экипажах,
Им должно с маками алеть,
Иным кручиниться о пажах.
Зачем и помнить молодым
Пенаты скорбные, в инферне
Достанет грешников, седым
Огня достанет в нощной серне.
Смотри, смотри, еще горят
Все эти форумники жизни,
В устах со вишней говорят
Царевны, их, певец, не тризни.
Меж бездн двудонных вопия,
В пергаментных тенетах сути
Могильный камень бытия
Рвет золотую степень жути.
И вновь апрель, толпой разъят,
Сырою тенью догорая,
Распластан снег, и дни стоят,
Как кровь на сабле самурая.
Второй архаический этюд
Нам чрез мрамор четверг, чрез последний удел
Шлет смарагды жалких кровонищенских терний,
Зелень веждов испьет, кто премертвенно бел,
Душ успенных считать идет часе вечерний.
Ах, златые деньки, буде воля Твоя,
Закатились оне пред пятничною перстью,
И не впрок же пошла солодная кутья,
Белы агнцы взялись огнечерною шерстью.
Что разорвано раз, то неможно связать
Перстам Парок, а слез, Господь, хмельных не страшно
Соглядати волхвам, да потом лобызать
Во ланиты Сынка под колядное брашно.
Рок немилостив столь – и потайны дела
Явью стали в миру, всё мы деток хороним,
И любовна гудьба отшумела бела,
Не святой Валентин, к нам пришел Иероним.
Коли рухнула жизнь, вина терпки неси
Покрепчее, пиит, из Господних подвалов,
Хоть умоем Твое, Господарь, небеси,
Тризну справим в слезах, исчезая со балов.
Дева-лебедь зачем агнцев тихо зовет,
Здесь одна царит Смерть и тризнится во гробе,
И куражится всласть, и к зерцалам нейдет,
Аль обочь их черно, яко в перстной утробе.
И не светит Звезда в новогодней нощи,
И никак обойти мы не можем юдольны
Круги, чадную ель, Иисус, не ищи,
А и были купцы в Рождестве хлебосольны.
Даже память саму о закланных агнцах
Иглой той мишурой на века угасили,
Огнево и стоим в серебряных венцах,
Сберегли их, Господь, а голов не сносили.
Тайной вечери дым, золотея, с перста
Иисусе летит, вижди, Господе, татей —
Обрали ж до костей, а Твоя лепота
Над крухой прахорей только ярче и златей.
«Сладко иродам гробы сквернить…»
Сладко иродам гробы сквернить,
Безъязыким уродовать слог,
Как начнут колокольни звонить —
И на Божеский ступим порог.
Ныне