с которыми стоит поговорить, да и то двух из этих пяти не пустят в приличное общество. Однако ж расскажи мне о своем гении. Как давно вы знакомы?
– Ах, Гарри, твои взгляды приводят меня в ужас!
– Не обращай внимания. Ты давно ее знаешь?
– Недели три.
– И где ты с ней познакомился?
– Я расскажу тебе, Гарри, только не будь таким черствым. В конце концов, этого бы не произошло, не встреть я тебя. Ты внушил мне безудержное желание познать в жизни все. После нашей встречи несколько дней кровь во мне так и бурлила. Сидя ли в парке, прохаживаясь ли по Пикадилли, я смотрел на каждого встречного и, понуждаемый безумным любопытством, пытался представить себе, как живет тот или иной человек. Одни меня завораживали. Другие ужасали. Воздух был наполнен сладостной отравой, и я страстно жаждал новых ощущений… Так вот, однажды вечером, около семи, я твердо решил отправиться на поиски какого-нибудь приключения. Я чувствовал, что наш серый, чудовищный Лондон с великим множеством жителей, с гнусными грешниками и восхитительными грехами, как ты однажды выразился, должен дать мне именно то, что нужно. Я воображал самые разные события, и даже опасность наполняла меня радостью. Я помнил, как ты сказал мне в тот чудесный вечер, когда мы впервые ужинали вместе, что истинный секрет жизни таится в поиске красоты. Не знаю, что именно я ожидал, но пошел я в восточную часть города и вскоре заплутал в лабиринте грязных улиц и черных скверов без единой травинки. Примерно в половине девятого я оказался рядом с нелепым театриком с огромными пылающими газовыми рожками и кричащими афишами. У входа стоял мерзкий еврей в самой удивительной жилетке, какую мне приходилось видеть, и курил зловонную сигару. Сальные пейсы и огромный алмаз, сиявший в центре грязной рубашки, довершали картину. «Не угодно ли билет в ложу, милорд?» – предложил он, заметив меня, и снял шляпу с исключительно подобострастным видом. Было в нем что-то такое, Гарри, что показалось мне забавным. Эдакое чудище! Знаю, ты будешь надо мной смеяться, но я вошел внутрь и отдал целую гинею за ложу. До сих пор не понимаю, почему я так поступил. Однако, если бы я прошел мимо… Дорогой Гарри, если бы я прошел мимо, то не встретился бы с величайшей любовью своей жизни. Вижу, ты смеешься. Как это дурно с твоей стороны!
– Я не смеюсь, Дориан. Во всяком случае, не смеюсь над тобой. Но и тебе не следовало говорить о величайшей любви в своей жизни. Тебя всегда будут любить, и ты сам всегда будешь влюблен в любовь. Grande passion[25] – привилегия тех, кому больше нечем заняться. Она случается у самых ленивых классов общества. Не пугайся. Для тебя в запасе у жизни найдутся и другие прелестные вещи. Это всего лишь начало.
– Ты считаешь, что я способен только на мелкие чувства? – разозлившись, воскликнул Дориан.
– Наоборот, на глубокие.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мой милый мальчик, те, кто любят один раз в жизни, как раз и способны лишь на мелкие чувства. Я бы назвал это летаргией привычки или недостатком воображения. Верность в эмоциональной сфере – то же самое, что постоянство в сфере интеллектуальной, иными словами, просто признание