каждый куст – не лежит ли где убитый или раненый товарищ. В лесу людей нет, и лишь на месте бывшего бивака разбросаны пять уже холодеющих, с помутневшим, стеклянным взглядом окровавленных тел.
Зорко вглядываясь в наступающие сумерки, разбрелись по биваку казаки, собирая оружье, седла, палатки, котелки. Мы вьючим всем этим кое-как трех бродящих вблизи бивака испуганных лошадей и, предшествуемые пятью носилками с телами павших товарищей, трогаемся в темноте к деревне Гуанди.
Накрапывает мелкий дождик, на душе тяжело и грустно…
Близ деревни Гуанди беспорядочно раскинулся бивак. В темноте мелькает красное пламя костров, двигаются темные фигуры казаков. Сотенные командиры поверяют наличный состав людей, казаки разбирают вещи. В маленькой грязной фанзе перевязывают раненых. Тут же у бивака роют братскую могилу для вытянувшихся рядом на земле, накрытых серыми холщовыми палатками трупов…
Мне приходилось не раз читать и слышать о панике, но видеть ее мне довелось впервые. Только пережив эти ужасные минуты, я ясно понял, что это есть что-то стихийное, почти непреодолимое… В эти минуты в человеке сказывается животное, прорывается то стадное начало, которое заставляет испугавшееся чего-нибудь стадо овец бросаться в реку или в пропасть. Я видел безусловно храбрых людей, которые, совсем потеряв голову, не были в состоянии принять какое-либо решение, я видел тех самых казаков, которые под огнем отпускали веселые шутки, толпящимися в ужасе у стен кумирни или бегущими без оружия в лес…
Тот, кто пережил ужасные минуты паники, сохранит от них неизгладимый след в душе до конца жизни. В эти минуты лишь присутствие людей с исключительной силой воли, способных подчинить себе толпу, поработить ее, может остановить общее бегство. Очень может быть, что будь 18 мая с нами генерал Ренненкампф, отряд отошел бы в таком же полном порядке, как неделю тому назад во время ночного нападения японцев у Шау-Го, и железная воля генерала остановила бы панику в самом начале…
Наутро, похоронив убитых, мы двинулись к Саймадзы. Опять пришлось переваливать Фейшуйлин. На месте вчерашнего бивака среди истоптанного гаолянового поля валялась разбросанная солома да несколько раздувшихся, окоченелых конных туш. Вот все, что напоминало о вчерашнем. Вещи, если таковые еще не были подобраны нами вчера, за ночь растащили окрестные китайцы…
Мы вошли в пустое Саймадзы в два часа дня, скоро прибыл и отряд Карцева, а к вечеру приехал генерал граф Келлер, оставивший где-то поблизости на биваке свой отряд.
Простояв в Саймадзы четыре дня, мы перешли в Цзян-Чан, где и находимся в настоящее время. От сотника Казачихина, ушедшего в разъезд в тыл противника еще в первых числах мая, получено донесение. Донесение доставлено китайцами и содержит очень ценные сведения. Казачихин сообщает, что ему удалось проникнуть к самому Фынхуанчену, где сосредоточены значительные силы противника, и присылает кроки с обозначением расположения неприятельских частей. В то время, как он пишет, он лежит больной в горах