но они принесли мало облегчения. Правда, исчезла пыль, и толстый слой ее, покрывавший землю, обратился в море жидкой, черной грязи – но воздух нисколько не посвежел, и влажность его, при неспадавшей жаре, давала впечатление паровой ванны…
Третьего дня я узнал, что в госпиталь общины Св. Георгия прибыл раненный в разъезде офицер нашего отряда подъесаул Аничков. Я поехал навестить его и застал лежащим на кровати в сером холщовом халате. В обширной чистой палате ходили, лежали или сидели на койках в таких же серых холщовых халатах другие легкораненые офицеры. Тяжелобольных здесь не было, они помещались в другой палате. Сестры в косынках и передниках с нашитым красным крестом на груди бесшумно двигались между койками, разнося лекарства и ласково разговаривая с больными. В открытое окно виднелся небольшой, разбитый среди двора цветник. Какой-то тишиной, мирным покоем веяло от всей этой обстановки…
Рана Аничкова оказалась пустячной, пуля прошла по мякоти ноги, не задев кости, и он через несколько дней надеялся выписаться. Он сообщил мне печальную новость о смерти офицера нашего полка сотника Козловского, убитого в разъезде близ Фейшуйлинского перевала. Козловский состоял ординарцем у генерала Ренненкампфа и по собственному желанию отправился в этот оказавшийся для него роковым разъезд. Смерть этого прекрасного офицера была искренно оплакана всем отрядом.
От Аничкова я узнал, что наш отряд находится ныне в 120 верстах от Лаояна вниз по течению реки Тайдзихэ, близ деревни Сяо-Сыр, и что наша пятая сотня, занимавшая посты летучей почты между Цзян-Чаном и Синдзинтином, должна присоединиться к отряду. Мои покупки в Лаояне были кончены, и я решил, не теряя времени, возвращаться в полк.
Я оставил Лаоян вместе с хорунжим графом Бенкендорфом и на третий день присоединился к отряду, расположенному в деревне Сяо-Сыр, на берегу реки Тайдзихэ и в узле дорог на Цзян-Чан и Саймадзы. На следующий день нашего приезда была назначена усиленная рекогносцировка перевала Сигоулин, занятого саймадзинским авангардом, в которой должна была принять участие и пятая сотня. Мне что-то нездоровилось – слегка лихорадило, и я был оставлен в Сяо-Сыр начальником оставшейся части, т. е. полкового вьючного обоза и слабых людей и лошадей. Больных людей, несмотря на тяжелые условия нашей жизни, было вообще у нас мало, наблюдались лишь единичные случаи дизентерии – большею частью в легкой форме. Редкость заболеваний следует, я думаю, приписать здоровому климату этой части Маньчжурии и чудной, прозрачной воде горных ручьев. Значительно хуже обстояли дела отряда в смысле конского состава. Тяжелые условия нашей работы в гористой, с крутыми подъемами и спусками местности, громадные переходы в связи с отсутствием подчас даже мало-мальски сносного корма и отчасти дурной уход за лошадьми казаков губительно действовали на наш конский состав. К этому всему надо прибавить значительные потери в лошадях в многочисленных разъездах и стычках, как, например, 18 мая, когда мы в один