рубеж всё-таки. Стоит призадуматься.
– О чём?
– Ну, вообще, о жизни своей.
– Мне о ней, родимой, лучше поменьше задумываться. Зачем себе настроение портить в собственный день рождения?
– Вся ты в этом, энтузиазма ни на грош! – хмурится Валюша, с трудом упихивая в сушилку намытые тарелки. – Перемены тебе нужны, вот что я скажу! Уж какой год толкую, может, всё-таки пора завести ребёночка? Я-то уже двоих успела.
– Вот это точно, – киваю я. – И ему будет обеспечено сытое и счастливое детство, при условии, что мне удастся найти идиота, который согласится обменять пресловутых «Купальщиц» хотя бы на одну пачку памперсов.
– Ладно, чего ты? – пригорюнилась Валюша. – Не заводись. Его уже не переделаешь.
– А я и не пытаюсь.
Тема эта была заезженная, надоевшая и исчерпала себя довольно быстро. Да и устали мы обе ужасно. Так что на том мы с Валькой отправились мужей расталкивать, чтобы улечься спать.
Следующий год пролетел просто как пять минут, и к своему тридцать первому дню рождения я пришла с итогом неизмеримо худшим, нежели к предыдущему.
Во-первых, моего мужа окончательно и бесповоротно поглотила неодолимая тяга к горячительным напиткам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как всякая творческая личность, своему увлечению он отдавался со всей страстью, на какую была способна его пылкая необузданная натура. На робкие увещевания знакомых и родственников он неизменно отзывался одной и той же поражающей своей глубиной фразой: «Художника может обидеть всякий!», или пафосно декламировал, выбросив, на манер пролетарского вождя, вперёд правую руку:
Не для весёлости я пью вино,
Не для распутства пить мне суждено,
Нет, всё забыть! Меня, как сам ты видишь,
Пить заставляет это лишь одно.
Не стоит объяснять, что все эти пассажи, щедро приправленные похмельно-загульными откровениями великого Омара Хайяма, придали моей жизни непередаваемое своеобразие и, что самое неприятное, пробили сокрушительную брешь в нашем, и без того хилом, семейном бюджете.
Следующим номером праздничной программы стало то, что я потеряла работу. Наш издательский отдел безвременно расформировали, и я покинула стены родной конторы со статьёй «по сокращению штатов» и двухмесячной задолженностью по заработной плате.
Казалось бы, всё и так складывается как нельзя лучше, но нет предела совершенству, и «железная старуха» приберегла напоследок ещё один лакомый кусочек, который на общем фоне выглядел просто вершиной моего триумфа. А именно – очевидно, замечтавшись о своей счастливой доле, я несколько не вписалась в поворот и сошлась в рукопашной с фонарным столбом, который вздумал неосмотрительно перебегать мне дорогу. В результате моей доисторической «копейке» снесло полкузова, а движок, который непонятно каким образом ещё скрипел последние восемь лет, накрылся вчистую.
Эта заключительная