Сказал неохотно. – Не буду первый убивать.
– Теперь ты. – Повернулась Санька к Диего. – Без твоего обещания договор не действителен.
– Обещаю первым ничего не затевать. – Легко произнёс он. – Всё?
– Нет. – Неожиданно вмешался Хара. – Обещай не провоцировать на ссоры нас.
– Не понимаю, о чём ты?
– Понимаешь.
– Нет. Но хорошо.… Обещаю. Довольны? – Он обвёл их взглядом. – Тогда пообщайтесь, расскажите друг другу, какой я плохой супротив вас, хороших, а я… погуляю. – Он преобразился мгновенно, глаз не успел проследить за превращением, только что это был человек – и уже зверь. Санька шарахнулась к Россомахе, тот обхватил её и заслонил плечом. Барс рыкнул, хлестнув себя по бокам длинным роскошным хвостом, и, вызвав переполох среди лошадей, бросился прочь.
– Господи, – сказала Санька, – в жизни ничего подобного не видала!
– Не бойся. – Сказал Россомаха, не торопясь её отпускать. – Я же с тобой.
– Я знаю. Если бы не ты, я и секундочки бы здесь не осталась, вскочила бы верхом и дала бы дёру. – Призналась Санька. – А с тобой я и в самом деле ничего не боюсь. Но всё равно… Просто я действительно, такое вижу в первый раз. У нас оборотни – существа смертельно опасные для людей, а этот…
– И он опасен. – Сказал Россомаха. – Но не более чем я, Хара или Чен. Таких, как он, единицы – что могут перекидываться, а не… – Он нахмурился, подыскивая подходящее слово, – не превращаться.
– А в чём разница?
– Перекидываются вот так, как ты видела, в любой момент, по своему желанию. А превращаются в полнолуние против своей воли, это проклятие. А вот это – колдовство.
– Он колдун? – Спросила Санька. С некоторых пор она стала относиться к колдунам резко негативно.
– Наверное. – Пожал плечами Россомаха. Он по-прежнему обнимал её, и ей было так спокойно возле него, что она тоже не торопилась отстраниться. Хара и Чен, не отвлекая их, занимались юртой и костром, изредка переглядываясь с очень довольным видом. Они оба знали, что испытывает к Саньке Россомаха, и из мужской солидарности болели за него, хоть и ревновали немного – Саньку к Россомахе – как женщину, а Росомаху к Саньке – как друга.
В самом-то деле Санька этого уже давно хотела. Ей льстила привязанность Росомахи, это чувство было в ней куда сильнее собственного её влечения, она была уверена в своей власти над ним. И мысль о том, что она его осчастливит своим согласием, как всякой женщине, была ей приятна и очень её волновала. Останавливали её соображения в основном медицинского и гигиенического характера. Во-первых, как ни крути, Россомаха это дело любил, и партнёрш у него было не меряно; не факт, что все здоровые. Во-вторых, она могла забеременеть: о контрацепции здесь слыхом не слыхали. В обоих случаях она оказывалась перед неприятным фактом отсутствия самых элементарных медицинских услуг. Рожать без врачебной помощи она боялась панически, как-никак, и возраст уже не младенческий, и здоровье не то, что у нынешних, в смысле, здешних, баб. Да, они в поле рожали, но и здоровье у них было лошадиное.