улыбнулся, с неожиданной симпатией глядя на статского советника.
– У вас, господин Загорский, отменное чувство юмора. С вами приятно иметь дело. Пожалуй, я согласен на все ваши условия и расскажу обо всем, что только может вам помочь.
Он откашлялся и отпил немного вина.
– Это был конец 1897 года. Общественная деятельность мне наскучила, я совершенно охладел к жене и искал, что называется, интеллигентную содержанку…
Глава вторая. Взыскание долга
Извозчичий возок, скрипнув полозьями по свежевыпавшему белому снегу, выскочил из вечерней темноты и лихо остановился возле роскошного, ярко освещенного особняка на Спиридоновке. Из него вылезли два человека, оба в теплых шубах. Бобровые воротники их, как у пушкинского Онегина, серебрились под луной морозной пылью. Первый был стройный, усатый, благородного вида, лет, вероятно, тридцати пяти, с пегими от начинающейся седины волосами, другой чуть постарше, с темной шевелюрой и бородой, расчесанной на две стороны.
– Внушительное здание, – заметил усатый, озирая особняк.
– Да, Шехтель постарался, – кивнул тот, который с бородой. – Говорят, внутри – красота необыкновенная.
– А вы что же, Владимир Иванович, не были там еще?
– Да когда же мне там бывать, если дом еще не достроен. Кое-где до сих пор отделочные работы идут.
– И что, Савва Тимофеевич уже живет там?
– Да, он первый въехал. Дети и Зинаида Григорьевна пока в Трехсвятительском, но не сегодня-завтра должны перебраться.
Беседуя так, они вошли во двор и приблизились к парадному входу. Усатый вдруг остановился и закусил губу.
– Волнуетесь? – понимающе спросил его Владимир Иванович.
– Необыкновенно, – признался собеседник. – Сами посудите, мы обращались ко всем, к кому только можно, вплоть до великой княгини, и собрали все мыслимые деньги. Но их все равно катастрофически не хватает. Если сейчас мы не уговорим Савву Тимофеевича, наше предприятие погибнет. А часть денег уже потрачена, мы окажемся банкротами. Потеряем не только честь нашу, но и, что хуже, великую мечту… Пока мы стоим здесь, у нас еще есть надежда. Но если Морозов нам откажет – тогда хоть в петлю.
Владимир Иванович невесело покачал головой: но ведь назад хода все равно нет. Усатый кивнул – назад хода нет. Надо идти, класть голову на плаху. Может быть, Савва Тимофеевич будет милосерден и отрубит ее сразу, а не станет мучительно пилить понемногу, то давая надежду, то отбирая ее.
Перед тем как позвонить в дом, Владимир Иванович предупредил:
– Разговор начну я, а вы, Константин Сергеевич, ничему не удивляйтесь.
Усатый Константин Сергеевич только мрачно кивнул: как вам будет угодно.
На звонок из тяжелой двери выглянул слуга, поклонился:
– Чем могу-с?
– Доложи-ка, братец, что к Савве Тимофеевичу приехали господа Станиславский и Немирович-Данченко, – доброжелательно, хоть и несколько свысока велел бородатый.
– Слушаю-с, –