на равнину. Вернулись, окутанные любовью. Малати, часто бывавшая у Латы, в итоге прониклась симпатией к долговязому Прану, о котором у нее сперва сложилось неблагоприятное впечатление. Лате тоже нравились его порядочность и доброжелательность, так что она не слишком огорчилась, узнав, что Савита беременна. Госпожа Рупа Мера писала дочерям длинные письма из квартиры Аруна в Калькутте и постоянно жаловалась, что дочери отвечают на ее письма недостаточно быстро и недостаточно часто.
И хоть она и не упоминала об этом ни в одном из писем, опасаясь рассердить свою младшую дочь, в Калькутте Рупа Мера безуспешно пыталась найти пару для Латы.
Возможно, она недостаточно постаралась, утешала она себя, в конце концов, она же все еще не оправилась от волнений и забот, связанных со свадьбой Савиты. Но теперь наконец она собиралась вернуться в Брахмпур на три месяца – в свой второй дом. Под вторым домом она подразумевала дом дочери, а не отца. Когда поезд помчался навстречу Брахмпуру, чудесному городу, подарившему ей зятя, госпожа Рупа Мера пообещала себе, что предпримет еще одну попытку. Через день-другой после прибытия она сходит к отцу за советом.
Хотя в этом случае идти к доктору Кишену Чанду Сету за советом не пришлось. Он сам на следующий день в ярости приехал в университет и заявился прямо в дом к Прану Капуру.
Было три часа пополудни, стояла удушающая жара. Пран был занят на факультете. Лата слушала лекцию о поэтах-метафизиках, Савита отправилась за покупками. Молодой слуга Мансур пытался успокоить доктора Кишена Чанда Сета, предложив ему чай, кофе или свежий лаймовый сок. Однако тот все это довольно грубо отверг.
– Есть кто-нибудь дома? Где все? – злобно осведомился доктор Кишен Чанд Сет.
Маленькое, сплющенное скуластое лицо его с внушительным упрямым подбородком малость смахивало на свирепую морщинистую морду тибетского сторожевого пса (госпожа Рупа Мера внешностью пошла в мать). В руке он держал резную кашмирскую трость, которую использовал скорее для устрашения, чем для опоры. Мансур поспешил внутрь.
– Бурри-мемсахиб?[57] – позвал он, постучав в дверь комнаты госпожи Рупы Меры.
– Что… кто?
– Бурри-мемсахиб, здесь ваш отец.
– Ой, ох! – Госпожа Рупа Мера, которая наслаждалась дневным сном, в ужасе пробудилась. – Скажи ему, что я сейчас выйду, и предложи ему чаю.
– Да, мемсахиб.
Мансур вошел в гостиную. Доктор Сет разглядывал пепельницу.
– И? Ты не только полоумный, но еще и язык проглотил? – спросил доктор Кишен Чанд Сет.
– Она сейчас выйдет, сахиб.
– Кто сейчас выйдет, идиот?
– Бурри-мемсахиб, сахиб. Она отдыхала.
То, что его маленькую дочку Рупу вознесли не просто до мемсахиб, а до бурри-мемсахиб, озадачивало и раздражало доктора Сета. Мансур спросил:
– Желаете чаю или кофе, сахиб?
– Только что ты предлагал мне нимбу-пани[58].
– Да,