еще можно на это смотреть?
– Я, наоборот, вижу Виктора примером того, как можно радоваться и жить полной жизнью, даже если ты ничего не добился и у тебя ничего толком нет. Он не ноет, не скулит, не мается, не ругает себя, не клянет мир или обстоятельства. Просто живет, готовит, общается, знакомится. Да, никаких успехов особых у него нет. Зато есть спокойствие и удовлетворенность.
– Вот уж не знаю. По мне так Виктор – прекрасный рассказчик, с ним интересно, да, но мы не знаем, что с ним происходит, когда он остается один. Может, он сутками плачет в подушку, проклиная Лусию, подлого Бланка и свою жизнь в целом.
Я задумался. Может, Рита в чем-то права. Что у человека на душе, когда он остается наедине с собой, мы никогда не узнаем.
– Ирония – это здорово, конечно. Но жизнь не может состоять исключительно из иронии, – продолжила Рита. – А если так, то это очень грустно.
– И что, по-твоему, надо делать?
– Кому? Виктору?
– Виктору. И вообще людям. Нам.
– Виктору надо объясниться с Лусией. Прекратить говорить о ней и начать наконец говорить с ней. Пока они еще оба живы. Хватит уже ждать. А нам? Нам надо учиться на чужих ошибках. И перестать ждать лучшего момента. Он не наступит. Никогда. Сейчас мне тридцать два. Чего ждать? И сколько? Либо надо попробовать… что-то сделать сейчас, либо искать что-то… другое. – Рита замолчала и задумалась.
Я понял, что сейчас она говорит о Гранте, об их отношениях. Они встречались уже несколько лет, но роман этот никак не перерастал ни во что большее. Видимо, чаша терпения Риты была близка к переполнению.
– Грустишь? – поинтересовался я.
– Грущу, – кивнула Рита. – Иногда мне кажется, что Грант поймет что-то, только если появится «подлый Бланк» и уведет меня.
– Грант любит тебя, просто он не очень умеет это показывать, – сказал я. – Он только о тебе и говорил, пока ты не приехала. Дай ему время, он очухается.
– Сколько? Год? Два? Вот я и говорю, что мы теряем время, – грустно рассмеялась Рита. – Круг замкнулся.
– И я тоже теряю время? По-твоему? – спросил я. Мы с Ритой никогда вдвоем не разговаривали, и мне стало любопытно, что она обо мне думает.
– Ты? Я тебя плохо знаю, – ответила Рита. – Ты странный немного. Кажется, что у тебя время идет как-то иначе. Ты как будто идешь сквозь стену. Или даже нет, сквозь тугую резиновую пленку. Она позволяет тебе сделать полшага вперед, а потом мягко возвращает назад. И не очень понятно, хочешь ли ты вообще через нее прорваться. Или просто наслаждаешься этим упругим микродвижением. Туда полшага – сюда полшага. Как будто игра такая.
– И как мне прорвать эту пленку?
– Может, сделать еще полшага вперед. Предпринять небольшое усилие. Пленка не выдержит и порвется. Ладно, – Рита решительно встала, – хватит болтать, пора работать.
«Предпринять небольшое усилие». «Еще полшага вперед». Слова Риты меня задели. Усилие. Действие. Как будто Рита опять пыталась направить меня по проторенному обществом пути