семейное
Велосипедный фонарь выхватывал из сгустившегося сумрака яркие пятна песчаного грунта, потревоженного ежа или землеройку, светящиеся в темноте глаза лисы, перебегающей дорогу. Жизнь уютного городка и его огней позади Алекс были призрачным воспоминанием о дневных красках и мареве горячего воздуха, она словно пересекла границу света и тени, оставив за спиной мирскую суету.
Минуты лихой езды на велосипеде были глубокой перезагрузкой и будоражащим опытом, предвкушением, волнением, которое растворялось в приятной прохладе наступающей ночи.
Свет в окнах дома на окраине не горел, лишь лампы над крыльцом освещали веранду. С громким лаем навстречу из распахнутой створки, перепрыгивая через ступени, вылетели три собаки.
Луч фары падал на кудри кустов, черных от контраста с серой землей, цикады стрекотали громким оркестром, псы профессора Гатти навалились на Алекс передними лапами, причем Бастер, самый мелкий из троицы, в полумраке был вовсе не белым, а коричневым.
Алекс кое-как освободилась от веса вытянувшихся в высоту ее роста Айрис и Уинстона, присела к дышащему ей в лицо собачьим обедом Бастеру. Он был весь в грязи, с ног до головы, коричнево-серый налет был еще влажным и лишь кое-где засох крошащейся коркой.
– Уильям! – наконец, позвала Алекс. – Уильям!
Беспокойство, заставившее ее на ночь глядя вдруг поехать к Гатти, интуиция, над которой она посмеивалась, теперь накрыла волной тревоги. Он, конечно, мог оставить дверь незапертой и мог уйти по своим делам, но у крыльца стоял его велосипед.
– Уильям!
Собаки эхом повторили ее зов, Алекс встала и начала оглядываться, кружась на месте. Вдалеке ухнул филин, черная тень взмыла из облака кроны раскидистого дерева позади дома.
– Идем в дом, – сказала Алекс и покатила велосипед к крыльцу.
Она прислонила его рядом с хозяйским транспортным средством, еще раз присмотрелась к пустой дорожке, прислушалась к безмолвному дому.
Она очень хотела, чтобы он просто спал внутри, устав после рабочего дня – и тогда она уедет.
Уинстон потянул за петлю на дверной ручке, очевидно, предназначенную для собачьего способа отворить створку, грязный Бастер и шустрая Айрис прошмыгнули внутрь, затем вошла Алекс. Когда все оказались в темном зале, Уинстон громко тявкнул и сел у двери, подметая пол пушистым веником бежевого хвоста.
– Уильям!
Она не чувствовала его здесь. Дома никого не было.
– Где он? – обратилась Алекс к собачьей семье профессора Гатти.
Она зажгла свет, Бастер зевнул и улегся на лежак, оставляя грязные крошки вдоль траектории своего перемещения.
– Где вы моетесь? Бастер, мыться! Где мыться?
Джек-рассел-терьер склонил голову набок, Уинстон вновь подал голос.
– Ребята, помогите мне. Нельзя оставлять Бастера таким чумазым, он все перепачкает, – вздохнула Алекс Марло. – Где Уильям вас моет? Как он вас моет?
Она