даже не утром, а еще ночью, шла в душ, чтобы смыть с себя женские духи или мужской парфюм.
На этот раз Бриошь с любопытством следила за непривычной робостью Алекс, за ее осторожными действиями, так, словно она боялась спугнуть этого странного собачника. Бриошь понимала его лучше остальных, как он волнуется или радуется, как потеет, и как его бросает в дрожь или в жар, как он то отводит глаза, то таращится на Алекс.
Он, действительно, был первым, кого кошка не встретила враждебным шипением и кому позволила себя погладить. Она подошла к нему, чтобы пихнуть под коленку – чтобы приободрить, потому что по какой-то причине Бриошь распознала его задумку – тянуть время.
Кошка убеждена, что она – центр вселенной, и потому была не прочь подыграть, перенимая на себя все управление, прекрасно зная, что стоит ей появиться в поле зрения представителей рода человеческого, ей тут же будет уделено столько внимания, сколько она порой не в силах снести.
Он гладил ее уверенно, но с уважением. Бриоши это понравилось. Она даже не хотела, чтобы Алекс его быстро съела, она была не против, чтобы он пришел еще…
И да, Бриошь позабавило, как легко можно разрушить их магию притяжения, ворвавшись резким звуком или действием, как они смутились и спохватились, отпрянув друг от друга.
Алекс переступила порог, наполнитель шуршал и хрустел под ногами, Бриошь сидела посреди гостиного зала, обняв себя пушистым хвостом-ершиком. Следом за Алекс вошел ее приятель, ноздри его чуть расширялись от вдохов, он смотрел не по сторонам, а на затылок и спину Алекс.
Ее толстовка и джинсы были в полустертых пятнах грязи, а гость был чистым.
Бриошь с трелью ринулась к Алекс, и та подхватила кошку, прижимая к себе, с хвоста и лап на пол упали несколько крошек наполнителя.
– Могло быть и хуже, – улыбнулась Алекс, оборачиваясь к Уильяму. – Я переживала, что она разнесет полквартиры.
Гатти ничего не ответил, лишь обвел взглядом коридор и проход к кухне и ванной, место, где, насколько он помнил, стояли миски и лоток. Он молчал с того момента, как они выехали на велосипедах от его дома, словно позабыл, как они болтали за завтраком и как наблюдали с веранды за резвящейся собачьей сворой.
Пока Алекс переодевалась, он налил кошке воду, подмел пол, убрал лоток. Бриошь наблюдала за ним с кухонного стола, на кончиках ушей светилась шерсть, зрачки янтарных глаз были практически незаметны. Она разрешила ему хозяйничать – и лишь следила, чтобы он все сделал, как следует.
Алекс застала Гатти с пакетом сухого корма в руках, глядящего на кошку с немым вопросом. Ей очень хотелось подойти и поцеловать его – не говоря ни слова, – но она сдержалась.
– Спасибо, – сказала она.
Уильям воспринял это как позволение продолжить. Когда они спускались с лестницы, дверь крыльца на первом этаже отворилась, синьора Мессина всплеснула руками.
– Уильям! – поприветствовала она его. – Доброе утро!
– Доброе