широко улыбается. Она безмерно счастлива, хоть и сама не понимает, от чего.
– И всё-таки мне кажется, мы встречались раньше, – прерывает поток её бессвязных мыслей знакомый незнакомец. – Я – Мирдон.
– Вирана.
– Приятно познакомиться, Вирана. – Он кланяется и на этот раз целует её пальцы.
– Мне тоже, Мирдон.
– Удивительно, что ты не местная.
– Почему?
– Имя, манеры, одежда… Прямо коренная жительница столицы.
– Ну скажешь уж…
– Скажу. Скажу, что нам пора на экскурсию.
Вирана кивает, и они отправляются в путь – знакомить её со столичной жизнью.
* * *
Коллекционер, наблюдая эту сцену из окна, радостно улыбается. Однако историю Вираны он уже откладывает на одну из своих многочисленных полок. Мысли Коллекционера уносятся вперёд, к тем, кому он ещё сможет помощь сделать свою жизнь счастливее.
Вывеска с надписью «Коллекционер. Обменяю ваши воспоминания на спокойную жизнь», а вместе с ней и дверь, становятся заметнее, будто бы даже ярче, чем всё остальное пространство.
И на крыльцо уже садится парень с потерянным лицом и до невозможности несчастным взглядом.
Верить
Тебе больно идти, тебе трудно дышать,
У тебя вместо сердца открытая рана.
Но ты всё-таки делаешь ещё один шаг
Сквозь полынь и терновник – к небесам долгожданным.
Елена Войнаровская
Пальцы коченеют и не слушаются, но она плетёт свой венок из чертополоха, осоки и крапивы. Стебли торчат во все стороны, цветы – увядшие и потрёпанные из-за засухи – не желают выглядеть хоть сколько-то красивыми, но Аделина продолжает: она помнит, что нельзя останавливаться, пока работа не готова. Иначе обряд не сработает и все усилия опять будут напрасны.
Она пыталась уже много раз, но всякий раз её отвлекали. Теперь не должны, ведь ночью, по старинным легендам, опасно выходить из дома, – так можно вовсе не вернуться домой, застрять где-то в мистическом и опасном мире. Она не верит в подобное, но иногда так и замирает, настороженно прислушиваясь к окружению, к шелесту высохших трав и далёкому шуму моря.
Ещё и ветер такой пронизывающий, холодный, пробирающий до самых костей. Кажется, что пальцев Аделина уже вовсе не чувствует, но каким-то чудом продолжает шевелить ими, вплетая всё больше трав в венок. Впрочем, растрёпанные грязно-жёлтые волосы она давно уже не поправляет. В тех чего только ни запуталось за несколько часов, но – нельзя останавливаться. Она повторяет это как мантру и искренне верит в то, что всё получится, пусть никто, кроме неё, и не верит в древний обряд из ветхой книги.
Пусть они не верят, но Аделина – будет. Настолько искренне, насколько сумеет, ведь иначе просто не выдержит. Её глаза, в отличие от тусклых волос, горят ярко-голубым огнём веры, и этот свет ничто не в силах затушить.
– Чертополох, крапива, осока. Чертополох, крапива, осока, – бормочет Аделина. Иных слов она сейчас не помнит. Они не важны.
Венок