вот теперь репутация эта, одевавшая Пеппо прочной броней самообладания, сослужила ему скверную службу. Он не мог своими руками засыпать землей тело женщины, вернувшей ему жизнь. Ибо к могиле той, кого хоронил «дурноглазый», не подойдет даже мальчик-служка.
…Пути до мастерской Пеппо не заметил, погруженный в мутную тоску. Он знал, что это лишь первая боль утраты. Завтра ум просеет мелким ситом сегодняшнюю шелуху неверия и ошеломления, оставив на поверхности лишь ничем не прикрытое острозубое отчаяние.
Пеппо толкнул дверь мастерской и тут же был выдернут из раздумий суровым голосом Винченцо:
– Где ты шлялся?
Пеппо повел головой, будто просыпаясь:
– Я закончил работу, мессер.
Приняв безучастность этой фразы за раскаяние, хозяин шагнул ближе.
– Я не отпускал тебя, Джузеппе. И не тебе решать, когда твоя работа окончена.
Вкрадчивость голоса выдавала закипающий гнев, но Пеппо сегодня было не до настроений Винченцо.
– Мне нужно было уйти, а вас не было здесь, чтоб запретить.
Неприкрытое нахальство фразы лишило оружейника остатков выдержки, и он рявкнул:
– И по какой же нужде ты шатаешься по улицам в такое время?! Или накопил медяков на шлюху?
Пеппо дернулся, как от пощечины, и медленно поднял голову:
– У меня умерла мать.
Винченцо попятился, встретившись взглядом с неподвижным ледяным кобальтом. Внезапно его охватил страх. На миг ему показалось, что налитые холодной злобой глаза вполне зряче сверлят его ненавидящим взором. Винченцо вспомнил, что он один в мастерской с этим странным мальчишкой, гнев и паника захлестнули его с головой, и он завизжал:
– Да откуда у тебя мать! Таких пащенков, как ты, блудницы от Сатаны нагуливают!
Секунду Пеппо стоял неподвижно. Потом молча ринулся к хозяину, но тот уже сдернул со скобы плеть. Резкий визг метнулся тетивщику навстречу, тот уклонился от тугой волны рвущегося воздуха, и жгучая полоса впилась в руку пониже плеча, выдирая клок рукава. Пеппо молниеносно выбросил вперед кисть, охватил тугие крученые полоски кожи и рванул на себя. По инерции Винченцо качнулся вперед, и тут же длинные сильные пальцы клещами сдавили кадык. Оружейник сдавленно всхрапнул и с размаху ткнул Пеппо под дых рукоятью плети.
От боли пальцы рефлекторно разжались, и Винченцо ударил мальчишку в лицо. Перехватил плеть и обрушил на упавшего тетивщика град остервенелых ударов. Страх и ярость оглушали оружейника, кровь разрывала виски. Он хлестал и хлестал, словно в тумане видя, как поганец катается по полу, вскрикивая, рыча и хватаясь за беспощадную плеть. Мальчишка не защищал лица, не сжимался в комок. Плеть вырывалась из цепких рук, сдирая с них кожу, кровь брызгала на рукава камизы и спутанные волосы, а Винченцо не мог остановиться. Он хотел, чтоб мерзавец попросил пощады, и это единственное желание затмевало иные мысли прежде вовсе не жестокого человека.
И вдруг оружейник