ударов в дверь, наконец, зажглось окошко и в дверном проеме показалось заспанное лицо женщины в старом пальто.
– Егоровна, открывай и ставь чай. Нового батюшку привез. Батюшку говорю! Глухомань.
Женщина охнула и скрылась в доме, а через минуту уже была в нарядной кофте и с виноватой улыбкой на лице.
Кирилл протащил чемоданы в глубь дома, в маленькую комнату с невероятно маленьким окном, которую отгораживала от гостиной пыльная занавеска.
– Располагайтесь, владыко, – усмехнулся он. – Не Метрополь, но жить можно. Утром Егоровна блинов напечет. Егоровна! Тесто, говорю, ставь!
Алексей подбежал и остановил Кирилла на руку. Он оказался на голову ниже участкового и у него был довольно смешной вид – лохматый и небритый, после дальней дороги, но без бороды и в грязной рясе.
– Мне, правда, неудобно, Кирилл. Может остановиться в другом месте?
– Ну, в райцентр в гостиницу я вас не повезу, за полночь уже, меня жена живьем съест. А хлев предложить не могу, гордыней попахивает, не находите? – он снова рассмеялся и исчез в гостиной. – Егоровна, чай готов?
Алексей тяжело опустился на застеленную кровать и посмотрел на чемодан, одиноко стоявший посреди комнаты, прямо над лампочкой без абажура, торчащей из плохо побеленного потолка. Что-то в этом всем показалось ему зловещим. Но, скорее всего, просто от усталости. Он на минуту закрыл глаза и не заметил, как провалился в глубокий, но беспокойный сон.
* * *
Алексей проснулся непростительно поздно и петухов не слышал, хотя, возможно, что и не было тут никаких петухов. Он все еще лежал на кровати под окном, из которого сочился свет, прямо в подряснике, но его ноги были заботливо укрыты одеялом. Чемодан стоял на прежнем месте. Хорошо, что чистая одежда там, а не осталась в машине.
Он достал икону Спасителя и маленькую лампаду, совершил утреннюю молитву. Места для иконы в комнате не нашлось, ни полочки, ни гвоздя в красном углу. Алексей положил образ и молитвослов на низкий подоконник, переоделся, и аккуратно свернув перепачканный глиной подрясник, спрятал его на дно чемодана.
В доме было тихо. Он аккуратно выглянул за занавеску, затем прошел в гостиную.
Печка, вторая спальня за занавеской, деревянный комод и сервант, в котором пылилась праздничная посуда и черно-белые выцветшие фотографии. В углу умывальник с чистым полотенцем, а на столе у окна целая стопка блинов. Рядом в большом бокале уже холодный чай.
Он опустился за стол и принялся ждать.
Еще неделю назад он и не помышлял о том, чтобы оставить службу в столице. Безоблачные перспективы после блестящей учебы в семинарии были не за горами. Пока не оказалось, что Господь указывает, что его место здесь, по крайней мере, пока, но надолго – в глухих лесах, в маленьком приходе, в полуразвалившейся местной церквушке. Конечно, указал на это не сам Господь, а отец Тихон, по нижайшей просьбе которого его, недавнего выпускника семинарии, отправили в самую глухую часть православного мира. Ни от всевышнего, ни от отца Тихона Алексей такого поворота дел не ожидал.
«Не расстраивайся,