мой взгляд, действует. Но волновало меня другое. Ведь они же о ней хотели спросить.
– Прости, погибла сестричка, через неделю как попрощалась с тобой, – командиры повесили головы, явно сочувствуя.
– Товарищи командиры, разрешите выйти на пять минут… – попросил я, с трудом сдерживая себя.
– Конечно, поговорим позже, не горит, – ответил тихо Медведев.
Вышел я, словно стержень вынули. Конечно, я все понимал. Понимал, что она была старше и ничего мне не обещала, понимал, что и знал-то ее совсем мало, но ее глаза, чистые, светлые, словно небо в ясный день, помню, как будто видел минуту назад. Не знаю, что на меня нашло, вдруг накатила ярость, такая же, как недавно в доме бульбашей, когда я их начал тупо резать. Резал методично, одного за другим, даже не соображая, что могут застрелить. Как-то я начал терять хватку, отключаются мозги, ничего с этим поделать не могу. Психологическая травма детского мозга?
Выдохнув, вытерев влажные глаза, вдруг поймал взгляд часового.
– Что? – довольно грубо спросил я.
– У… у вас кровь… – парень был белый как мел, а я вдруг почувствовал боль. Проведя ладонью по губам, увидел кровь. Вспоминая Катю, так закусил губу, что чуть не откусил. Сразу больно как-то стало, начал искать по карманам что-нибудь вроде платка, прекрасно понимая, что его там нет.
– Возьмите, товарищ сержант, – боец, продолжавший наблюдать за мной, он тут вообще-то на посту стоял, протянул руку, а в ней я увидел упаковку бинта. Немецкий материальчик, пользовал не раз.
– Спасибо, друг, – кивнул я.
– Что-то случилось?
– Узнал, что потерял хорошего человека… Не бери в голову, все нормально.
Хотелось выговориться, и как всегда, делаешь это в присутствии первого встречного. Надо возвращаться к Медведеву, командиры жаждут рассказа, надо заканчивать с моей интеграцией в отряд.
– Прошу извинить, – вернувшись, произнес я.
– Ты в порядке? – сочувственно положил мне руку на плечо комиссар отряда.
– Да, – уверенно кивнул я. – Итак, что вы хотели бы знать?
– Начни с начала, – предложили мне, и я вновь, в который уже раз, рассказал свою эпопею с пленом, обучением у врага, службой в Сталинграде и закончил приходом в отряд.
– Вот это ты хватил! С десяти лет пройти такое… – комиссар неподдельно поразился.
– Бывает, – кивнул я соглашаясь. – Какие выводы, товарищи партизаны?
– Нам нужно обдумать, сможем мы тебя включить куда-то.
– Хорошо. Могу быть свободен?
– Да, иди, конечно.
Мне не сиделось на месте. Тут и Катина смерть, точнее известие о ней, да и просто хотелось что-нибудь подлое немцам устроить. Но мне приготовили сюрприз. Командиры отряда категорически начали меня игнорировать. Нет, вечером того дня, когда они все обо мне узнали, а перед этим получили сведения из Москвы, все было чинно и благородно. Перед ужином собрали чуть не весь отряд, устроили митинг, господи боже, я даже не подозревал, что у них до такой степени все «запущено». Против партийности я, конечно, ничего не имел, но вы бы послушали эти разговоры…