А затем, с недоверием оглядывая подошедших, даже закашлялся, присматриваясь, но быстро взял себя в руки и произнес – не, то с восхищением, не, то с осуждением:
– Ну, ты даешь, Николаич, как шпион, ей Богу, маскируешься! – А потом перевел взгляд на Алику, кутавшуюся в свою куртку и молчаливо стоявшую рядом с Алексеем. И покачав головой, глядя уже на Алексея, с недоверием в голосе, добавил: – С тобой, что ли?
– Со мной, со мной! Потом расскажу, давай уже грузиться, да поедем. Время позднее, хоть бы в пробки не попасть, – весело ответил Алексей и шагнул к стоявшему у бордюра светлому автомобилю «Нива».
Михалыч тут же, словно ожил, встрепенулся и, перехватывая у Алексея его ношу, приподнял брезентовый мешок, как бы, прикидывая его вес, и одобрительно сказал:
– Добыча что ли?
– Она, родная! – с гордостью ответил Алексей, и тут же похвастался с чисто мальчишеским задором: – Тебе вез! Это малая часть нашего улова! Весь я бы не смог утащить на себе! Там этой рыбы! Завались! – и он развел руки в стороны, чуть не задевая голову этого самого Михалыча.
Мужчины понимающе переглядываясь и посмеиваясь, уложили в багажник все вещи. Алесей, повернувшись к Алике, предложил ей забираться на заднее сидение этой высокой Нивы и, перехватив у нее из рук ее чемодан, впихнул его вслед за ней в салон автомобиля. И тут же, хмыкнув, пояснил:
– Пусть здесь будет, чтоб рыбой не пропах, там в багажнике. – Закрыл заднюю дверь, а сам уселся на переднее сидение рядом с водителем, этим самым Михалычем, и сказал уже для того: – Хотя, это вряд ли поможет. Я, по-моему, своей рыбой в дороге успел провонять весь наш спальный вагон! – и расхохотался весело и задорно. – Удивительно, как это с меня еще штраф не взяли за такую услугу?!
Всю дорогу они с этим мужиком, который оказался весьма простецким, понимающим и довольно ироничным и юморным, обсуждали все возможные способы и преимущества зимней рыбалки. Под их негромкие голоса, Алика задремала и не слышала, как Алексей тихонько пояснил своему приятелю, отчего и почему он везет с собой в деревню эту странную тетку. Как не слышала и о том, как он попросил Михалыча помочь устроиться женщине в пустующем Сенькином домике. И о том, как Михалыч, странно краснея и извиняясь, начал отнекиваться и просить Алексея оградить его от такой обязанности. Свой отказ он объяснил просто:
– Дык, прикинь, Николаич, моя Люська, меня вдруг взревновала. Требует, чтоб я нынче же, сегодня, возвращался к ней. Я уж и так и сяк ей объяснялся, что ты в отъезде и что дом твой без присмотра не могу бросить, а она ни в какую. А тут ты позвонил, что, мол, возвращаешься раньше. Вот я и пообещал ей, что сегодня же и вернусь домой. Так что ты уж прости, но давай сам с этой теткой разбирайся, – он поглядел в зеркало заднего вида на спящую Алику и добавил Алексею, успокаивающе: – А чего там разбираться – дом Сенькин я сегодня протопил, там тепло. Посели ее в него, а утром она сама