раз забывал это, хотя в своей работе никогда и ничего не упускал из виду.
– Ну, тогда шоколад пусть Николь съест, – отвечал он мне и доставал из кармана для Берточки печеньице и пастилки, предназначенные специально для детей до года.
Именно на шоколаде я сейчас и зациклился. Как и почему отец мог не запомнить то, что шоколад – это совсем не малышковый продукт, тем более такой дорогой и с ликером. Первый раз я решил, что он купил его вовсе не для Берточки, а для своей теперешней пассии, но потом просто забыл в кармане. Однако отец каждый раз делал вид, что вновь не помнит о запрете на такие сладости для маленьких детей и убеждал меня все-таки взять его для Николь. Хотя она сейчас не ела шоколад. Не только тот, который привозил мой отец. После родов она вообще ограничивала сладости до минимума, который составлял у нее лишь одну чайную ложку меда в день. Все остальное было под строгим запретом. Поэтому шоколад я брал с собой в универ и делился им с Платоном.
– Ничего себе, как ты роскошествуешь, – неизменно говорил мне тот. Ведь данный шоколад стоил по меньшей мере 50 долларов за двухсотграммовую плитку.
После обеда Николь ушла в детскую и прилегла рядом с кроваткой Берточки. В это время они обычно спали. Убрав со стола, я уже хотел сесть за работу, но вдруг услышал, как кто-то снаружи набрал код на двери, и она почти бесшумно открылась. Я замер и приготовился нажать тревожную кнопку, но на пороге появился отец.
Увидев меня, он сделал шаг назад, но потом все-таки вошел. Мне тут же пришло на ум, что он наверняка еще не знает о моем освобождении от практических занятий, а значит, он пришел совсем не ко мне. В этот момент из детской вышла Николь. Увидев моего отца, она застыла, не в силах сделать ни шага. Мне пришлось затолкать ее обратно в детскую и шепнуть ей, чтобы она пока не выходила, после чего я спросил у отца:
– Что ты здесь делаешь?
Он молчал и смотрел в сторону. Но лицо его приковало мой взгляд. Что-то было в нем такое…
– Зачем ты пришел? – снова спросил я.
– Не знаю, – глухо ответил он бесцветным голосом, – я уже ничего не знаю.
– Пройди и сядь, – схватил я его за руку и принудил сесть.
– Дай свой мобил, – потребовал я, – и разблокируй его.
Он разблокировал и протянул мне свой телефон. Я открыл в нем нужную папку и увидел множество фотографий Николь с ребенком. Хотя на двух мы были сняты все втроем. Там мы с Николь весело смеялись, глядя на то, как Берточка удивленно смотрит на воробья, нахально севшего ей на плечико, чтобы полакомиться сладкой булочкой у нее в руках. Оба этих фото были сделаны с достаточно близкого расстояния, так что имелась возможность хорошо рассмотреть все детали.
– Фотографии с воробьем, пожалуйста, не удаляй, – устало попросил отец.
– Когда у тебя это началось? – спросил я, внимательно глядя на него.
Он опустил голову:
– Давно уже, примерно полгода