несусветную длит,
Но у на есть delete.
Дрындолёт чистит зубы,
Считая, что выпрыгнет клык,
Осторожно: здесь бивни меняют на штык.
Палачовая дерзость при лазере – быстрая пытка,
И одна лишь попытка.
«Капала, капала и лилась живая струя моей крови…»
Капала, капала и лилась живая струя моей крови
Крепко и накрепко жизнь прорастала любовью.
Хищно торчали клещи, готовили свой подвал
для воровской поденщины.
Ветер-самум вплетал
Ужасы гулкой трещины —
взлом пространства – разлука,
переплетенные руки
держат восторг военщины.
Жизнь сейчас – кровь и боль,
Красным и черным помечена.
Судорожно в неволе
переплетать, где прочерчено,
вклеивать, где убито
и вырезать, где мечено.
«Ни кленов, ни рябин …»
Ни кленов, ни рябин —
один сплошной туман
снеговорота, —
обличающий обман,
насмешка полусбрендивших высот,
как по снегам по пояс выйти, – кто бы смог?
Пласты снегов закапывают жизнь —
Не протолкнуться в серый увалень отчизн —
Лишь снег наслаивает метры ввысь,
и сто дорог свивает внутрь карниз.
Подвалит к ночи метрища два высь.
Снеговиковая по шею голова
на белом поле утекающих высот.
Вороны на ветвях затеяли фокстрот
в борьбе за корку с неба – этажей,
стеной восставших в поле бешеных ножей,
секущих пламенем открытого лица.
проваренного тухлого яйца.
Буравит снег и клацает метель
по яйцам лиц, спешащих в свой апрель,
в мелодию Нагайны – шип и свист.
и хвост, как столб,
и выживший артист —
Не разгребёт машину три часа,
чтоб выпрямиться мышцами лица —
там будет грим сличать похожесть мест,
где можно жить, где есть пути окрест.
«Я не смогу не думать о тебе…»
Я не смогу не думать о тебе
О двух планетах твоего пространства,
О двух мирах, пришедших не извне,
а изнутри меня, как постоянство.
Нас будет ветер ливнями терзать
и отдирать от плоскости, как свитки
любовных писем. Шелковые нитки
дождей привяжут и оставят звать
друг друга птицами. И будет день,
как тяжкий вздох. Отвинтит ветер в переулке,
прикрутит лампы и отбросит тень
на шубы снежные, как линии шкатулки
по снегу, и трапеции сгорят,
как память мачты с корабля из детства,
как хмурое и горькое наследство
терять, когда весь мир борьбой объят.
«Снежные пирожные в ветвях…»
Снежные