складками, темно-зеленой рубашке с галстуком, застегнутым булавкой с крупным опалом: он так оделся, готовясь к смерти.
С ним была Лизель, а рядом еще несколько расфуфыренных особ, считая Господина лондонского анклава, Кристофера Мартела – седого мага, тяжело опирающегося на бронзовый посох. Левый глаз и часть лица до скулы полностью закрывал сложный артефакт, похожий на монокль. Я практически не сомневалась, что глаз под ним, в высшей степени искусно сделанный, также был артефактом или иллюзией; настоящий глаз Мартел, скорее всего, где-то потерял, а может быть, променял. С возрастом волшебникам становится трудней исцеляться, но даже в старости, как правило, можно лет на десять – двадцать отсрочить агрессивную форму рака или старческую деменцию, отдав взамен нечто существенное, например глаз (плюс внушительный объем маны).
Лодыжка, вероятно, тоже не выдержала возраста. Мартел пробыл на своем посту минимум шестьдесят лет. Правление в анклавах трудно назвать демократичным; это нечто среднее между международной корпорацией и сельской общиной: то и другое – изрядный гадюшник. Большинству обитателей анклава плевать, чем занимается совет, лишь бы, с их точки зрения, все шло гладко; в любом случае, всерьез правом голоса обладают только люди, имеющие место в совете (либо они совершили нечто необыкновенное, либо им посчастливилось состоять в родстве с основателями анклава). Как правило, Господин занимает свою должность, пока не уйдет на покой или не умрет – ну или пока на анклав не обрушится большая беда.
Вроде нынешней. И я не сомневалась, что правление Мартела подходило к концу – точнее сказать, он должен уступить место отцу Элфи, поскольку тот вызвался сразиться с чреворотом; такие предложения дорогого стоят, это ежу понятно. Но должно было пройти некоторое время, прежде чем передача власти состоялась бы официально – тем более что анклав еще шатался, – и, естественно, все касались этой темы с утонченнейшей деликатностью. Отец Элфи устроил настоящий спектакль: он принес Мартелу самое большое кресло и поставил напротив меня, прежде чем опуститься на стул, который сам тихонько к нему придвинулся.
Мартел со вздохом сел и одарил меня тонкой улыбкой, полной легкого сожаления – как если бы извинялся за свою немощность. Он взглянул на Элфи, и тот с поклоном сказал:
– Сэр, это Галадриэль Хиггинс, мы вместе учились. Эль, это господин Мартел… – Он помедлил и бросил взгляд на отца, который каким-то совершенно незаметным для меня образом просигналил «да, продолжай, я тоже имею право быть представленным». Тогда Элфи добавил: – А это мой отец, сэр Ричард Купер Браунинг.
– Моя дорогая Галадриэль, мы все у вас в непомерном долгу, – сказал Мартел добродушным тоном, который взбесил бы меня, если бы я в ту самую минуту не злилась на Элфи.
Мне всегда казалось странным, что в школе его звали Элфи, как маленького. Я не понимала, что это было намеренное умолчание, на котором он настаивал. И его отец казался знакомым не зря: это самое